- Лучше я тут побуду. Мало ли что… - Похоже, Крипа и не собирался уходить.
- Да вы что, сговорились все?! Не съем же я его! Крипа замялся, но все-таки вышел - с явной неохотой, на пороге оглянувшись через плечо. Точь-в-точь как его сестра.
Дрона не сразу заметил сына. Ашватхаман забился в дальний угол своей комнаты, сжавшись в комок за краем шторы, и оттуда испуганно блестели агатовые глаза мальчишки.
- Ну что ты, сынок? - Брахман-из-Ларца присел перед сыном на корточки, не спеша приближаться, словно выманивал пугливого зверька. - Чего ты боишься? Скажи мне! Я ведь твой отец, я люблю тебя… Неужели ты боишься.меня?!
Ашватхаман молча кивнул.
- Но ведь раньше ты меня не боялся! Что-то случилось? Скажи! Может, я сделал что-то не так, напугал тебя? Поверь, сынок, я никогда не желал тебе зла и сейчас не желаю! Слово брахмана! Ты же знаешь, я не оскверняю моих уст ложью!
Глаза мальчишки наполнились слезами.
- Не надо! Не трогай меня! - чуть слышно прошептал он. - Уйди!
- Я и не собираюсь тебя трогать, - как можно мягче и убедительнее произнес Дрона. - Я не сделаю тебе ничего плохого. Никогда. Если ты так хочешь, я уйду. Только ответь мне сначала: почему ты меня боишься? Почему?!
- Там… на поляне… - с усилием выдавил мальчик и, не удержавшись, всхлипнул. - Он, этот горец… твой ученик… Он отрезал себе палец по твоему приказу! Я видел! Я все видел!
Ашватхамана наконец прорвало, и слова вместе со слезами полились из него, как вода из дырявого кувшина.
- Потому что он стрелял лучше Арджуны! А Арджуна хочет быть лучше всех! И тогда ты приказал… ты велел - и горец отрезал себе палец! А если бы это был я?! Если бы я стрелял лучше Арджуны?! Папа, ты приказал бы отрезать палец мне?! Или руку? А если… если бы я отказался - ты отрезал бы мне сам?! Да?! - Жеребенок уже бился в истерике.
И свет померк в глазах Брахмана-из-Ларца.
Тихий шепот Опекуна Мира, ласковые слова колыбельной, мир плывет вокруг, такой большой, яркий, загадочный мир, но вот он начинает гаснуть, сужаться, охлопывается в колючую точку, и в мозгу остается пульсировать лишь эта светящаяся, раскаленная точка.
ЛЮБИ МЕНЯ БОЛЬШЕ ВСЕХ!
ЛЮБИ МЕНЯ…
БОЛЬШЕ…
ВСЕХ… -
ЛЮБИ…
- Н-е-е-ет!!! - не помня себя, закричал Дрона, вскакивая с пола.
Он подхватил на руки плачущего сына, прижал его к себе, и Ашватхаман наконец расслабился, обхватил отца руками и ногами, вцепился в него изо всех сил, с облегчением сотрясаясь в рыданиях.
В комнату вихрем ворвались Крипи и Крипа, готовые рвать и метать, но ни отец, ни сын не видели бешеных близнецов.
- Прости меня, сынок, прости, пожалуйста… - шептал Дрона. - У меня и в мыслях не было… никогда - ты слышишь? - никогда! Никогда я не подниму на тебя руку, ни ради Арджуны, ни ради человека, ни ради бога! Я люблю тебя, я никогда не сделаю тебе больно! Ты слышишь меня, Ашватхаман?
- Правда, папа?,
- Правда! Разве я когда-нибудь обманывал тебя?
- Нет. - Ашватхаман вдруг перестал плакать, и лицо мальчика сделалось сосредоточенным. Он явно на что-то решался.
- Я верю тебе, папа, - очень серьезно заявил восьмилетний мальчик. - И теперь я тебе скажу. Накануне… ну, перед тем, как я видел это… я превзошел Арджуну! Я следил, как он бросал дротики в деревянную собаку, я считал, сколько раз он попал. А потом, когда Арджуна ушел, я взял дротики… и я попал больше! Папа, я боялся, если ты узнаешь…
- Не бойся, - твердо сказал Дрона, глядя в глаза сыну. - Теперь я знаю. Но слово, которое я тебе только что дал, остается в силе. Ничего не бойся. И Ашватхаман благодарно кивнул. Кажется, он действительно больше не боялся. Только сейчас Брахман-из-Ларца увидел стоящих в дверях Крипи с Крипой и заставил себя улыбнуться. Это далось ему нелегко.
- Видите, все в порядке. Мы объяснились. А теперь… прошу простить меня, но мне надо побыть одному.
И Дрона буквально вылетел из комнаты.
Смятение, гнев и ярость клокотали в душе Наставника. Червь, проточив мякоть плода, выбрался наружу и теперь точил душу Брахмана-из-Ларца. Сын испугался своего отца - такого, каким отец бывал в давних снах-искусах, бдительного раба соблюденного Закона и несомненной Пользы, великого рукотворного Дрону…
Он жаждал одиночества.
И знал такое место.
Место, где он будет один.
Один на один.
Заметки Мародера, начало Безначалья, вторая неделя периода Грисма
Ты пришел - и они встали навстречу тебе.
Десятки десятков, сотни сотен, тысячи тысяч… неисчислимые махападмы
[54]
живых существ.
Только люди - никаких мулов, ослов и лошадей, никаких боевых слонов и красных волков-полукровок, обученных рвать легковооруженную пехоту, никаких ловчих леопардов.
Нагие и босые - без панцирей и доспехов, без наручей и поножей, без шлемов и нагрудных ожерелий из металла, без кожаных лент-готр и боевых перстней, без сандалий, покрытых бронзовыми бляхами, без дхоти из простеганной ткани, без набедренных повязок - без ничего.
Безоружные - где они, луки и стрелы, копья и дротики, бердыши и мечи, трезубцы, секиры, двуручные косы падагоптров, палицы и метательные булавы, где кривые кинжалы и смертоносные чакры, где заточенные гребни, ножи-браслеты, где они?!
Руки пусты.
Плоть против плоти.
Маленькие, седые, скуластые, жилистые тела готовы взорваться убийственным порывом, морщинистые лица искажены гримасой бешенства, и мнится: один человек отражается в бесчисленных зеркалах, один, один, один…
Человек.
Холмы содрогнулись, когда каждый повернулся к каждому, стоящий к стоящему рядом, желая убить врага.
И Великий Змей Шеша судорожно тряхнул опоры Мироздания, тысячеголосым шипением взывая к Безымянному, будучи не в силах понять, что творится в Начале Безначалья?!
Что страшней страшной науки Астро-Видья?!
Никого не было рядом, чтобы объяснить старому глупому Змею: Кобылья Пасть спит до поры на океанском дне, трезубец Шивы-Разрушителя не грозит Трехмирью, не пробил час прихода Эры Мрака, грядущий судия Калкин не мчится по Вселенной на бледном как сыворотка жеребце, но Наставник Дрона по прозвищу Брахман-из-Ларца впервые в жизни бьется сам с собой.
Любовь рвала горло любви.
Любовь-самозванка, дитя тайных песнопений и честолюбивых замыслов, любовь-урод, любовь-игра, рукотворное детище светоча Троицы, выворачивающая наизнанку человеческое естество, любовь-червь, любовь-владыка, предназначенная брать без спроса и калечить без сожаления, Кама, Цветочный Лучник, испепеленный Шивой за дерзкую попытку искушения, что с тобой сделали?!
