"Бывает,- молча кивнул я. - Еще как бывает".
- Вот я и думаю, Владыка: не братец ли Вишну являлся вам, Миродержцам, в Безначалье? Огненная пасть, крамольные речи - смогу ли в случае чего Свастику приструнить? Жар-то чужой, заемный, оттого и не разобрали вы, кто голос подымает! А Упендре того и надо: силу попробовал, оценил - и в кусты!
- Чего ты добиваешься. Наставник? - Я подошел к Брихасу вплотную. - Чтобы я поднял дружину? Чтобы связался со Свастикой?! И через час Сыновья бури с Миродержцами во главе обрушатся на пределы Вай-кунтхи! Он же брат мне, понимаешь, брат! Маленький Вишну, младший из Адитьев, Опекун-сумасброд! А если ты ошибаешься? Если все это - домыслы рассудительного Словоблуда, а правда…
"А правда гораздо проще, - вспышкой мелькнуло в мозгу, и я понял: чужак во мне опять пришел в чувство. - Гораздо проще и гораздо страшнее".
Брихас поднял голову, но ответить ему не дали.
…Интересное дело: гром с ясного неба - а я здесь совершенно ни при чем!
Откуда-то сверху чуть ли не нам на головы златой молнией валится моя колесница Джайтра, а на облучке ее приплясывает донельзя возбужденный Матали. Я лишь успеваю отметить, что кони слегка прихрамывают, но в целом вся упряжка в добром здравии, а вот порадоваться этому обстоятельству не успеваю.
Потому что синеглазый сута без всяких церемоний орет, натягивая поводья:
- Владыка! Подымай дружину! Сюда идет Десятиглавец! - И Матали надрывно кашляет, сорвав голос.
К счастью, обычный, не голос-подарок, иначе мы все уже оглохли бы.
- Ну и пусть идет, - машинально отвечаю я, но тут вмешивается Словоблуд.. - Что ты глотку дерешь? - брюзгливо интересует ся он, и домашний тон Наставника лучше любых команд приводит Матали в чувство. - Ну, давай рассказывай, что там стряслось…
Матали без сил опускается на дно "гнезда" и тыльной стороной ладони вытирает лоб. Ладонь становится мокрой. Гнались за ним, что ли? Кто? Черный Баламут?!
Я смотрю на измученного возницу, а он смотрит на меня.
Так, словно видит впервые.
- Я, когда на Поле Куру грохнулся, - глухо начинает сута, - сразу вверх посмотрел. И тебя. Владыка, не увидел. Небо как небо, только стеклистое какое-то, паутинками плывет - а Индры в небе нет. Ну, думаю, улетел Владыка, надо и мне ноги уносить…
Я вспоминаю нарыв над Курукшетрой, в который бился всей мощью Свастики Локапал, едва не дойдя до самоубийства.
Стеклистое небо, значит?
Паутинками плывет?
- И ты веришь, что я мог улететь, бросив тебя на произвол судьбы? - Я приседаю на корточки и внимательно гляжу на моего суту снизу вверх.
- Не верю, Владыка. - Сапфиры предательски подергиваются росой. - Да только толку-то с моей веры… Не взывать же гласом громким: "О мощнодлан-ный Крушитель Твердынь, на кого ты меня, сиротинушку, покинул?!"
Матали осекается, видимо, ожидая наказания за нечаянную дерзость, но я молчу, и сута решается продолжить:
- Выбрался я из заварухи, Джайтру-умницу подлатал на скорую руку, лошадок ашва-мантрами в чувство привел - и сразу назад! Едва на пути сиддхов выбрался - мчится навстречу парочка "Умников-с-пальчик", словно жареным индюком клюнутых! И прямиком ко мне. "Гони к Владыке Индре! - кричат. - Пусть Стогневный всей Свастике сообщит: Бич Трехмирья из Преисподней сбежал! А с ним - целая армия ракша-сов! Вайкунтху уже вдребезги разнесли. Опекуна Мира то ли замордовали до смерти, то ли живьем пленили… И по дороге каждого допрашивают, нечестивцы: как до Обители Тридцати Трех добраться? Небось мстить идут…" Только они мне это выпалили, глядь, и вправду ломится по эфиру толпа ракшасов, впереди проклятый Равана и на плечах твоего, Владыка, брата Вишну несет! Умников как ветром сдуло, а ракшасы ко мне бегут и воют: "Стой!" Ну, я им не мудрец безропотный, я коней хлестнул - и вдоль обочины! Жаль, кони обезножели, небось ракшасы на хвосте висят, скоро здесь будут! Подымай дружину, Владыка! Или нет, лучше я сам к казармам поскачу…
- Угомонись, - останавливаю я героического суту. Он ведь, когда меня из Вайкунтхи выдергивал, с "охранничками" братца Вишну разминулся, а я ему рассказывать поостерегся, да и не до того было… Или действительно бунт?!
- Кажется, наш друг Равана тоже решил принять участие в конце света, - хихикает из-под дерева толстый Жаворонок. - И пока мы тут мудрствуем, он уже занялся делом.
Матали с недоумением таращится на благодушного толстячка, которого не удалось пронять столь тревожной вестью, а я тем временем принимаю решение.
- Передай Марутам, чтоб были в боевой готовности, но тревогу пока не объявляй. Сначала я сам разберусь. Ну а уж если услышите…
Мы услышали.
Все.
Над нашими головами снова грохочет (что-то многовато в последнее время Громовержцев развелось!), кони испуганно ржут, и из эфира выпадает наш друг Равана собственной персоной. Как и было обещано, с обмякшим телом братца Вишну на плечах.
Вслед за предводителем горохом сыплются и остальные ракшасы, которых я уже имел счастье лицезреть в Вайкунтхе.
Матали кидается вперед, норовя закрыть меня собой, я с одобрением киваю и аккуратно отстраняю живой щит в сторону.
- В чем дело, Равана?
- Ох, умаялся… Да с Опекуном что-то стряслось! Не разберу: помер, что ли, или жив еще? Ну-ка, погляди. - И бывший Бич Трехмирья осторожно, как ребенка, укладывает недвижного светоча Троицы на траву.
После чего с видимым удовольствием потягивается, разминая затекшие плечи.
- И куда ты так рванул, придурок?! - обращается он к ошалевшему Матали. - Еле-еле тебя из виду не потеряли! Тут у вас на небесах сам бхут ногу сломит!
- Это я рванул?! - искренне обижается мой сута. - Да будь у меня кони посвежее…
Жестом я останавливаю готовую вспыхнуть перепалку. Брихас и Жаворонок уже хлопочут над по-прежнему недвижимым Опекуном Мира, и там я явно лишний. А посему я собираюсь расспросить Равану о последних событиях в Вайкунтхе.
- Да какие у нас события? - пожимает своими необъятными плечищами Равана в ответ на мой вопрос. - Сидим мы у "Приюта…", простоквашу хлебаем… Тут Опекун по дороге бежит. Простоволосый, взмыленный, прямо не сур-небожитель, а подпасок, у которого овцу сперли! Подбежал к нам, руки простер, потом упал навзничь и дергаться стал. Все его крылачи со страху разлетелись, а я вижу - неладно дело! Подхожу, глядь: у Опекуна уже и пена на губах, глаза закатились, белками сверкают… Хрипит он, корчится, дальше дернулся жутко, будто путы какие порвать хотел - и все. Лежит, камень камнем, не дышит… Неужели, думаю, окочурился? Хотя кто его знает: вам, сурам, дышать положено или нет? Никогда раньше не задумывался… Стою я над Опекуном дурак дураком: Проглота нет,прислуга под лавки забилась… о мудрецах приютских, подопечных, даже как-то и не вспомнилось. Получается, один у меня выход - к тебе его тащить. Брат ты ему… старший, опять же Владыка Богов и все такое. Да и, кого я тут, кроме тебя, знаю! Не к Брахме ж ломиться!..
