Учитель менее всего походил на старого Хотравахану, равно как и на любого из брахманов обители. Это был убитый погонщик, который первым встретился Дроне на снежных просторах.
Аскет-воин.
И коса с пушистым кончиком мерно раскачивалась в такт ходьбе. Дрона встал и направился прочь. Через Начало Безначалья - домой. Теперь он знал, как называется это место, которое любой другой в его положении назвал бы страшным или проклятым, он знал подлинное имя тем тайным знанием, что не требует проверки или подтверждения.
Он просто знал.
Уходя, Дрона представил, как поле боя оживает за его спиной. Нет, не процессией мертвых тел, радостью упырей-пишачей! Оживает пламенем былой схватки, смерчем празднества битвы, грохотом и звоном, криками и лязгом…
Так это бывало в снах-искусах.
Вот: повсюду в беспорядке разбросаны одежды, украшения и оружие героев, а также знамена и доспехи. Тела пестреют золотом и сталью, обагренные кровью, они подобны грядам облаков, несущих молнии. Неисчислимые безглавые туловища еще встают сгоряча, тщетно пытаясь вернуться в пучину свирепого боя, -и плотоядные твари пируют, не страшась живых воинов. Лучники, обученные искусству Дханур-Веды, неистово домогаются победы, другие же ратники в пылу гнева убивают друг друга обоюдоострыми мечами, дротиками, метательными копьями и пиками, трезубцами и боевыми серпами, булавами и палицами…
Дрона вздохнул и пошел дальше.
Он не знал, что за его спиной медленно тает снег. Течет ручейками, омывая тела убитых людей и животных отчего кажется, что все они шевелятся. Пытаются встать, вернуться к существованию, наполнить пространство стрелами, огласить поле кликами - замедли шаг гость из Второго Мира, вернись… Брахман-из-Ларца уходил, но стоило ему оглянуться, и он увидел бы: лица и тела половины воинов миг за мигом, черта за чертой становятся иными - щуплые, низкорослые, с высокими скулами и взглядом, напоенным черным покоем, они все более походили на живых.
На конкретного живого.
Зеркало шевелилось за спиной Дроны, и вороний грай наотмашь бил в спину.
Нет.
Он не обернулся.
Будучи уверенным, что сумеет вернуться сюда, когда только пожелает.
Если так - к чему оборачиваться?
* * *
С дальнего холма за крохотной фигуркой наблюдал человек.
Худой, жилистый, он теребил сухими пальцами кончик собственной косы, и взор его тек жидкой смолой.
- Удивительно, - наконец сказал человек сам себе.
И повторил после долгого молчания:
- Удивительно. Шутишь, Синешеий? В следующий раз бери брахмана, да? Или…
Не договорив, человек подобрал с земли топор на Длинном древке и начал спускаться с холма.
На полулунном лезвии, горбя холку, беззвучно мычал белый бык.
Отрывок из рукописи Хотраваханы, главы обители близ Шальвапура, начало периода Хима
[25]
Я старый дурак.
Я старый чувствительный дурак, восьмидесяти пяти лет от роду, который так и не научился сдерживать свои чувства.
Я плохой брахман.
Вон он, хороший брахман, идеальный, наилучший из возможных, идет по территории обители, прощаясь и благодаря всех. Да, он не минет никого, каждому сказав строго отмеренное количество благочестивых слов… Закон будет соблюден, а Польза несомненна.
Ко мне он подошел первому.
Срок брахмачарьи истек, и он искренне поблагодарил своего Гуру, почтил Наездника Обрядов, припав к моим стопам, и так же спокойно он сказал, что идет искать знаний и заслуг, которых не нашел в здешней обители.
Он всегда говорит правду.
Неделю назад нашу обитель покидал Друпада-Панчалиец. Покидал пышно, во главе явившегося за ним эскорта из многих колесниц, всадников и даже трех слонов. Наследник раджи Шальвы тоже вернулся от панчалов - рослый красавец с длинными, как у девушки, ресницами и способностью краснеть по поводу и без повода. Они были совершенно разные: Друпада и Шальвея
[26]
, порыв и смущение, огонь и вода - но оба: являлись залогами будущего союза двух государств,
Союз опоздал, потеряв всякий смысл, только им об этом забыли сказать.
И не мне разочаровывать великих царей. Обитель щедро одарили, я же выслушал прощальные речи Панчалийца, где он утверждал, что никогда не забудет меня и годы, проведенные в обители.
Первое было ложью, второе - возможно, правдой. Потом Друпада прощался с Брахманом-из-Ларца.
- Уйдешь странствовать? - спросил он, явно имея в виду какой-то их давний разговор.
- Да, - сказал Дрона.
- А может, все-таки лучше ко мне? В Идущие Впереди?
- Не сейчас, - сказал Дрона. - Когда-нибудь…наверно.
Их взгляды встретились.
- Закон соблюден? - криво улыбаясь, бросил Панчалиец. - И мы больше не увидимся? Или…
- Кто знает!
- Друзьями? Врагами? Равнодушными?
- Кто знает! - еще раз повторил сын Жаворонка.
И, коротко поклонившись, удалился - он обещал младшему наставнику помочь в составлении комментариев к "Гимну постройки".
Он всегда говорит правду.
Друпаде он тоже сказал правду, хотя я бы предпочел ложь. Ложь о том, что они обязательно встретятся, и непременно искренними друзьями, и будут рука об. руку идти стезей добродетели.
Увы, он никогда не лжет, маленький Брахман-из-Ларца…Я стою на пороге ашрама, смотрю вслед сыну Жаворонка, и слезы наворачиваются на глаза. Старческий взор, и без того подслеповатый, мутится, мир покрывается стеклистой пленкой, солнце походит на желто-коричневый сердолик, а деревья сливаются в стену небывалого дворца, чья крыша - небо.
Он уходит прямиком туда. В небо. Его путь, прямой и ровный, вне сомнений, приведет Дрону в райские сферы.
Откуда он и пришел к нам.
Почему же мне так грустно?
Не потому ли, что мой гонец вчера вернулся от отрогов Махендры, лучшей из гор? Вернулся, так и не сумев разыскать Раму-с-Топором. Вернулся ни с чем Хотя нет, у его поисков был один довольно-таки странный результат. Согласно моим указаниям, не найдя Рамы, гонец встал на первой же поляне, воззвал к Шиве-Горцу и выкрикнул свое послание в пустоту.
Просто так.
Громко.
Прося Палача Кшатры явиться в нашу обитель и обратить свое внимание на юного Дрону.
Когда гонец углубился в лес, покидая Махендру, на его пути обнаружился миробалан, к стволу которого был прибит пальмовый лист.