Приходится своими силенками…
— Дурак ты, — обиделась женщина и тут же прижалась, втиснулась, защекотала распущенными кудрями. — Дурачок… Силы бычьей, а ума не нажил. Хозяйка у меня тихая, смирная, ей на роду написано по чужим домам мыкаться! Думаешь, она и впрямь здешнему князю дочерью доводится? А вот вам всем и смоквушки вяленые! Чужачка она, хоть и сама из семьи — знатней некуда. Про царя Шуру слыхал?
— Да кто ж не слыхал про царя Шуру?! — хохотнул мужчина. — Великий был царь: все местные земли в кулаке держал да кулаком туда-сюда елозил для удовольствия… Пока не лег под Грозного. Тут земли и брызнули во все стороны. Грозный далеко, а пастухам местным все едино: дань есть дань, а прочее — лебеда.
Он заворочался, устраиваясь поудобнее.
Женщина губами тронула прядь его жестких волос, и удивительная фраза «а пастухам местным все едино…» сама собой выветрилась из ее головы.
Хоть и странно слышать такое от пастуха.
Местного.
— Вот ты и дважды дурачок… Хозяйка моя — Шурина доченька, да еще и от старшей жены! Царь-папаша ее к бездетному товарьяману
[9]
в приемыши определил, по давнему сговору… и то сказать: зачем Шуре девка?! Сыновей хватало, слава Вишну! Вот и сбагрил на сторону. Потом помер от водянки, а сыновья рохлями оказались, растеряли земли-троны! Приживалы, еще хлеще сестры! Родись у моей хозяйки мальчонка — мог бы, как в возраст войдет, за дедовской славой погнаться! Раз дядья оплошали…
— Сынок! — передразнил мужчина. — Слава дедовская! В первую голову, на славу пора забыть-забить кривым рубилом — ищи ветра в поле! А во вторую голову: откуда у нее сынок, у Шуриной дочки, ежели сама она — девица незамужняя! Ветром надуло?!
Женщина запальчиво вскинулась. Чужая тайна и без того жгла ей сердце, так и норовя выплеснуться наружу кипящим варом. А тут еще дразнят…
— Не знаю, как насчет ветра, а только для сыновей мужья не всегда надобны! Может, и ветром…
— Врешь ты все, — махнул рукой мужчина, разом теряя интерес к разговору.
Но женщину уже было не остановить.
— Я вру?! А кто у хозяйки на прошлой неделе роды принимал? Кто пуповину резал?! Не я?! Думаешь, мы ради твоих мужских статей шестой месяц в пастушьем становище торчим?! Во дворце живот не спрячешь! Понял, кобель?!
Последнее слово женщина произнесла ласково-ласково, и пальцы ее как бы невзначай вновь поползли к самому кобелиному месту.
Мужчина не мешал, но и не помогал.
Лежал, глядел в небо, будто не его ласкали.
— Тогда уж точно о дедовской славе речи нет, — бросил он наконец. — Ублюдок-безотцовщина — кому он нужен, хозяйкин байстрюк? Брюхо нагуляла, теперь срам прятать надо! Подкинет небось пастушьей женке, а сама поминай как звали…
— Такого не подкинешь, — ластясь, шепнула женщина. — Ты б его видел, красавчика маленького…
С этой минуты мужчина слушал очень внимательно.
Впрочем, он и раньше слушал внимательно.
Он вообще мало что пропускал мимо ушей, доверенный лазутчик матхурского правителя, ракшаса-полукровки по прозвищу Ирод.
3
СМЕРТЬ
Когда женщина задремала, мужчина еще некоторое время лежал, думая о своем. Он предчувствовал: сегодня, сейчас, этой ночью свершится предначертанное. Кончится срок его поисков и ожидания, еще один младенец умрет тихой смертью, отправясь прямиком в рай для молокососов, — и можно будет вернуться к господину.
Вернуться с триумфом.
Иногда мужчина полагал, что из всех кличек Трехмирья именно прозвище его господина имеет самые длинные ноги. С пятками, смазанными салом. С когтями, которые сподручно рвать на бегу. Судите сами: меньше полугода прошло с того веселого дня, когда матхурский правитель разослал в подвластные ему земли отряды карателей. С недвусмысленным приказом — убивать младенцев. Всех, кого обнаружат. В первую очередь — младенцев странных, удивительных, с признаками божественного или демонского родства.
Приказ прозвучал, и уже через полтора месяца окрестности Матхуры уверенно прозвали царя Иродом.
Ирод подумал и рассмеялся: ему понравилось. Перед этим его звали Кансой, то есть Кубком, — за умение в один дых осушать громадный наследственный кубок из черненого серебра.
Согласитесь: Ирод звучит куда благозвучней!
По возвращении карателей были разосланы лазутчики в уделы ближайших соседей. Приказ остался прежним, с малой поправкой: убивать тайком. Не оставл следов. Война нам не нужна, а исчезновение того или иного дитяти всегда можно свалить на недосмотр мамок или проказы упырей-пишачей.
Лазутчики склонили головы перед владыкой, и вот на сегодняшний день прозвище Ирод уже взапуски бегало от пашен ядавов до пастбищ бходжей. Следом бегал слух: Ироду было пророчество о его будущей гибели. Дескать, убьет его не то потомок родной сестры владыки, не то дальний родич, не то просто земляк…
Короче, родится в нынешнем году, вырастет и убьет.
Ом мани!
— Интересно, — задумчиво спросил Ирод, который тогда еще был просто Кансой, у своих советников, — зачем богам сообщать мне о причине моей погибели? Ясное дело, чтобы я заранее принял меры, и никак иначе!
Советники почесали в затылках и хором восславили мудрость владыки.
Вот тогда-то матхурский правитель и возблагодарил судьбу за предусмотрительность. Не первый год привечал он демонское отребье: битых ракшасов из отрядов покойного Десятиглавца, ускользнувших от перуна Индры асуров, гигантов-данавов, которым было тесно в подводной резервации, просто одиночек-полукровок, каким был и сам Ирод… Эти из кожи вон лезли, выполняя любой приказ и не стесняясь в средствах. Во-первых, по природной склонности, а во-вторых, в случае гибели хозяина им и впрямь не оставалось места на земле.
Здесь же, в местной глуши, беглецов никто не искал и искать не собирался.
…Мужчина осторожно встал, стараясь не разбудить утомленную любовницу, и вышел из-под навеса. Шаг его был беззвучен, босые ступни, казалось, прилипали к земле, и при каждом движении лопатки мужчины выпирали наружу заметно больше, чем у обычного человека. Подойдя к загону, он перегнулся через плетень и ухватил за шкирку ближайшего ягненка. Вытащил наружу. Прижал к себе и долго баюкал, жадно вдыхая запах влажной шерсти и молока.
И еще — страха.
Звезды по-прежнему не отражались в его глазах, там мерцали свои собственные звезды, колючие искры, каким не место на земном небосклоне.
Мужчина улыбнулся. Потом взял ягненка за задние ноги и мощно рванул.
Поднес две кровоточащие половинки к самому лицу и на миг зажмурился, трепеща ноздрями.
