— Даже если мне что-то от тебя надо, это ведь ничего не изменит. Верно? — спросил Громовержец после долгой паузы.
— Верно, — кивнул ты.
Снова — молчание.
Безмятежное раннее утро. Тают последние клочья тумана, Сурья поднимается все выше: скоро начнет припекать. Еле слышно журчит река. Покой, тишина. Даже комары куда-то пропали. Благодать, да и только. Сидел бы так, кажется, целую вечность.
А закроешь глаза — и мнится: небо заволокло грозовыми тучами, недобро ворчит, собираясь с силами, гром, где-то на юге полыхают далекие зарницы, словно вспышки затаенного гнева. Порывами налетает холодный 4ветер —
предвестник скорого ненастья, и мерно плещут свинцовые волны безбрежного мертвого океана.
Ты открыл глаза.
Снаружи ничего не изменилось — рождался новый день.
А внутри рождалась буря.
— Когда выступаете? — поинтересовался Громовержец.
— Не знаю. Скоро, наверное. Это решать Грозному.
— Ладно! Что суждено, то суждено. Прощай.
Индра звонко хлопнул себя ладонью по колену и резко поднялся.
— Постой! — это вырвалось у тебя само собой, помимо твоей воли.
Уходящий бог обернулся.
— Зачем ты все-таки приходил?
— Какая разница! — безнадежно махнул рукой Индра.
Странно: сейчас он был совсем не похож на сына.
— Нет, все же ответь мне: чего ты от меня хочешь?! В последние дни все от меня чего-то хотят, и ты — не исключение!
Ты уже почти кричал, не сознавая этого.
Глаза Индры едва уловимо сверкнули, и в воздухе мгновенно разлилось дыхание надвигающейся грозы.
Острый аромат неизбежности.
— Хорошо! — Теперь голос бога рокотал, как гром, внутри тебя. — Я скажу. Но ответь сначала, чего хочешь ТЫ?! Ты сам?!
— Я?! — на мгновение опешил ты.
— Да, ты! Скоро будет война, будет большая битва — чего в ней хочешь ты?
— Разве не ясно? — Только небожителю мог прийти в голову подобный вопрос.
— Я хочу нашей победы. Победы Хастинапура. Чего же еще?
— И ты будешь сражаться ради этого?
— Конечно!
Он тебя что, совсем за дурака держит? Или сам умом слабоват стал?
— Вы победите. И знаешь почему? — В голосе божества тебе чудится усталость и безнадежность.
— Знаю. У нас больше войск, у нас…
— Нет! — яростно рычит Индра, и в вышине эхом откликается гроза. — Вы победите, потому что на стороне Города Слона будешь сражаться ТЫ!
И в этот миг ты понимаешь, что Громовержец говорит правду. Но почему?
— Почему? — Оказывается, ты произнес это вслух. — Я отвечу тебе! Потому что ты НЕУЯЗВИМ! Неуязвим даже для оружия богов! Твой панцирь и серьги, подарок чувствительного Сурьи, — они делают тебя неуязвимым! Никто не в силах противостоять тебе! Для тебя не существует противников! Ты ОДИН способен выиграть предстоящую битву! Один против всех. После победы передай мои восторги Раме-с-Топором: он воспитал достойного ученика!.. Он — и шутка Лучистого Сурьи, моего брата и твоего отца…
Кажется, Индра хотел сказать что-то еще, но внезапно сник.
— Теперь ты знаешь. Прощай. — Бог снова повернулся, чтобы уйти.
А в твоей голове все продолжал звучать его голос: «Никто не в силах противостоять тебе! Для тебя не существует противников! Ты один способен выиграть предстоящую битву!»
Вот оно, всемогущество! Исполнение сокровенных желаний! Уничтожать врагов толпами, смеясь над их жалкими потугами. Давить, как муравьев. Топтать боевыми сандалиями. Ведь они безоружны против тебя!
Безоружны?!
Да!
Значит, ты будешь убивать безоружных?!
А что ты делал до сих пор? Сражался? Убивал? Что же изменилось, Карна? Ведь панцирь и серьги были на тебе с самого рождения!
Но ведь ты не знал, не знал!..
В ушах, туманя сознание, стремительно нарастал знакомый комариный звон, и сквозь него стрелами пробились слова, незнакомые, чужие, но от слов этих замерло сердце:
…Мне не суметь
Влитые в плоть
Латы алмазные снять!..
[31]
Не суметь… никогда… никогда! Ты с усилием проглотил застрявший в горле ком — и не узнал своего голоса:
— Постой, Громовержец…
Как ты говорил, друг мой Экалавья, отрезавший себе палец, чтобы расплатиться с тем, кого считал Учителем? «Свобода — это возможность выбирать»? Ты был прав. И сейчас я сделаю СВОЙ выбор. Потому что я — упрямый сутин сын.
Потому что я — свободен.
На миг ты увидел собственное отражение в изумленных глазах бога: ослепительное сияние проступившего сквозь кожу доспеха, маленькие солнца раскалившихся докрасна серег в мочках ушей, горящий взор, плотно сжатые губы… И нож в руке. Почти такой же, как был тогда у Экалавьи, свободного сына Золотого Лучника.
— Возьми… червь!
…Боль ты почувствовал не сразу.
* * *
Ты стоял на берегу реки, и ласковые руки-лучи Сурьи осторожно, словно боясь причинить боль, трогали твою новую кожу. Молочно-белую нежную кожу без малейших следов татуировки.
Не хватало еще чего-то. Ты не сразу сообразил, что это просто исчезла привычная тяжесть серег, оттягивавших мочки ушей.
Что ж, придется привыкать жить заново. С новой кожей, с новым именем— прозвищем.
Да, с новым именем.
Потому что когда окровавленный панцирь упал к ногам Громовержца, а серьги звкнули о белое золото пекторали, бог странно посмотрел на тебя, а потом перевел взгляд выше, туда, где взбирался в зенит гневно сверкающий лик Сурьи.
— Взгляни на своего сына, брат! — громыхнул рык Крушителя Твердынь. — Вот кто поистине достоин того прозвища, которое носишь ты. Отныне он — Вайкартана
[32]
! Перед тем как исчезнуть, Индра низко, до земли поклонился тебе.
Секач? — спросил ты сам себя и счастливо рассмеялся. Жить было легко, ждать боя было легко, и мысли о возможной гибели были легкими, пуховыми, воздушными… Ладно. Секач так Секач. Скоро твои враги узнают и второй смысл этого слова!
Чубарые заржали, и колесница рванулась по краю дороги.
По краю обрыва между прошлым и настоящим. По краю.
До Великой Битвы оставалось меньше месяца.
