– Вот так я и подумал, что надо бросать это дело, – сказал Такалам. – Зря не послушал учителя. Он не соглашался провести второе испытание. Говорил, что я слишком слаб и толкового колдуна из меня не выйдет. Но я был большим гордецом и решил в одиночку покорить Хассишан. Мне казалось, это сущий пустяк для молодого сильного человека. Но у меня ничего не вышло, хотя за все время, что я провел в тленных землях, не случилось ни одной бури. Я уверился, будто праховые вихри приняли меня и, по правде, до сих пор думаю, что это они меня спасли и отнесли в пещеру, когда я умирал перед затмением. Я поверил, что мне суждено стать прималем, потому не отступился и целый год потратил на поиски нового учителя.
Резвый зверек вскарабкался по стволу, проскакал по веткам и сбил снежное гнездо над головой Такалама. Оно ухнуло правдолюбцу за шиворот. Тот подпрыгнул от неожиданности, Кайоши рассмеялся.
– И так я попал сюда, – продолжил Такалам, отряхнувшись. – После той неудачи мне не хватило духу вернуться в пустыню, потому я разузнал о другом способе получения видений. И вот я здесь, в Храме Солнца, в этой развалюхе в горах. Один посреди зимы и волков. Чувствую себя еще большим дураком. Мне даже не с кем поговорить. Не у кого спросить совета. И каждый день я все думаю и думаю о своей жизни. О том, как бестолково ее провожу.
Такалам вздохнул, задумчиво глядя на белые верхушки сосен.
– Мне уже двадцать семь лет, а я все еще не женат. У меня нет ни дома, ни хозяйства. И я скитаюсь по миру, как неприкаянный, все ищу ответы на загадки и собираю легенды о черном солнце. Скоро можно будет написать про это отдельную книгу, но только если я продолжу заниматься подобной ерундой.
– Книгу… – повторил Кайоши, смакуя слово. – Опять он про нее. Много лет спустя он тоже писал книгу… Может, это то, о чем я должен узнать? Какое название у этой книги, Такалам, где ее найти?
– Раньше поиск истины казался мне чем-то значимым, но я, должно быть, вырос, и меня печалит мысль об одинокой старости. Что мне эти знания, если нет рук, на которых умру, и слез, пролитых после моей смерти? Если нет плоти и крови, которую я оставлю жить, как часть своего продолжения? Мне хочется наплевать на идею примальства. Скорее бы пришла весна.
– Нет, нет, пожалуйста, не уходите от нужной мысли!
Такалам выпотрошил карманы тулупа и раздал зверькам остатки лакомства. Потом поднялся со вздохом и побрел к старому деревянному зданию. Кайоши последовал за ним неслышной тенью.
У входа правдолюбец отряхнулся от снега и прошел по коридору в крохотную комнату, где было относительно тепло. Он накидал в железную бочку щепок, запалил костер и закрыл эту пародию на печь крышкой, куда была приделана жестяная труба, утопавшая в потолочной дыре.
– Ну же! – нетерпеливо сказал Кайоши. – Что это за книга, Такалам? Как вы ее назовете?
Но провидец больше не говорил. Он пожевал вяленого мяса и устроился в спальном мешке на меху, а через несколько минут, когда Кайоши уже надоело ждать, вскочил и испуганно огляделся.
– Кто здесь?!
Провидец обернулся, но никого не увидел.
– Ох! – Такалам схватился за голову. – Ох. Как больно… – и тут же удивленно вскинулся. – Кто ты?! Т-ты один из мертвецов, спасших меня?! Что ты хочешь сказать мне?!
Кайоши слушал звенящую тишину, но ничего не мог в ней различить. А вот Такалам что-то понял, и глаза его округлились.
– Кто ты? И почему… я не должен это бросать? – спросил он полушепотом.
Сердце предательски заколотилось. Провидец тут же проснулся и ощутил, что лицо, укутанное шарфом, замерзло, а из носа течет вода.
«Вот оно как, – подумал Кайоши, глядя на волны океана, поедавшие густой снегопад. – Это был Ри. Он пришел в день, когда Такалам решил все бросить. А может, он давно за ним наблюдал, но не показывался до того момента. Значит, я увидел их первую встречу… Книга… Хотел бы я знать, что в ней написано».
– Каёси-танада-а, – осторожно шепнул Осита.
– Ох! Что ты подкрадываешься, как лиса к яйцам?
– Я не подкрадывался! Я тут давно стою! Жду, пока вы проснетесь. Капитан просит разрешения отдать команду чистить палубу и стряхивать снег с парусов. Они уже как мешки повисли. И на мачты много налипло. А ветер пока хороший, угля сэкономим на своем ходу, машиной лишний раз можно не дымить. Капитан давно уже просит, но я вас будить не стал и даже не отряхивал, поэтому вы, Каёси-танада, похожи на сугроб.
– Я увидел, что хотел, теперь пусть шумят, – сказал Кайоши. – И хватит хрюкать у меня за спиной!
* * *
Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар, г. Медук,
4-й трид 1020 г. от р. ч. с.
Дорри не хотел жить в доме, где нет Сиины и Астре и где о них стараются не вспоминать из-за слез Яни, которая вечно липнет к предателю, и бесполезного Рори. Если бы у Дорриана была такая же сила, как у них… Если бы только он чуточку повзрослел.
Когда все разбредались по делам, в мазанке не оставалось ни души, но другие старались этого не замечать. Пустовало место Астре на подоконнике, и Сиина не возилась по хозяйству, встречая каждого улыбкой и запахом еды. Не было Иремила.
Дорри так скучал по ним, он так скучал. Он не пытался забыть, что они есть, и ему было страшно не найти их весной. Чужаки заняли целых два места, как будто заполнили собой то, что предназначалось не им, и Дорри не мог этого простить. Генхард притащил к ним угрюмого незнакомца, а тот прислал, наверное, самого болтливого мальчишку Медука в их дом. Худшего сплетника, который тем и зарабатывал, что сдавал всех вокруг. И его, конечно, приняли. Не могли не принять. Теперь каждый день жизнь семьи висела на волоске, приходилось еще больше держать язык за зубами, чтобы не сболтнуть лишнего, а с Шиви это было почти невозможно – он трещал, как заведенная погремушка из тех, что Дорри видел в «Лавке механических штуковин» возле площади.
– А ты куда идешь? – спросил мальчишка, не успел правдолюбец выйти за порог.
Он таскался за ним всюду, как Яни за Генхардом, и сколько бы Дорри ни пытался остаться в одиночестве – не отлипал. Вот бы вырасти мрачным и сильным, как «соахийский брат». С ним и заговаривать лишний раз боялись, а Дорри никто не брал в расчет. Все только поучали его, будто он котенок, который вот-вот в углу нагадит. Это у Марха язык хуже шила, пусть лучше за ним следят. Никому, кроме Иремила, не позволено наставлять Дорри, никому, кроме Астре, нельзя ему приказывать. И никто не смеет его трогать. Никто, кроме Сиины. Только ей можно. Старшая сестра никогда не обидит и не ударит. Такова ее Цель. Остальным нельзя доверять.
Дорри пробыл в семье порченых не так долго, чтобы открыться им целиком. Два года в тепле и заботе – малый срок против десяти лет побоев, голода и ненависти. Скорлупа еще не сошла до конца, а единственные люди, способные осторожно снять ее, погибли или ушли далеко. Так далеко, что и за трид не добраться.
