Но что делать с отцом или матерью, которые увяжутся следом? Сумеет ли Рори их оглушить? Выйдет ли все тихо? А вдруг поймают?
Дорриан готов был биться о каменную стену до крови, но не мог совладать с Целью. Невозможно пройти мимо чужой беды, зная, что есть шанс помочь. До ночи ждать нельзя. Вдруг прималь явится раньше и заберет ленту. Тогда все будет кончено.
В мучительных мыслях прошел всего миг, а Дорри казалось – целая вечность. Мальчик схватился за куртку в том месте, где съежился между ребрами желудок, и невидящим взглядом смотрел, как Шиви прыгает, пытаясь достать нужную ленту. Выбора не было. Дорри нервно глянул в сторону ворот, где все еще не выпускали людей, чтобы дать проехать повозкам, потом подошел к столбу, развязал и сунул Шивилу синюю полоску материи.
– Спорим, ты не добежишь до дома быстрее меня?
Мальчишка тут же бросился наутек, весело хохоча и распихивая сонных горожан, а Дорри попытался незаметно сорвать знак смерти. Он, как нарочно, был привязан слишком высоко.
«Пожалуйста! Пожалуйста, скорее! Они уже идут сюда!»
– Эй! Пацан! Ты что это делаешь? – спросил низкий мужской голос.
Кто-то навис над мальчиком и схватил его за руку, прежде чем правдолюбец успел сунуть ленту в карман.
* * *
Илан не запомнил ни голоса, ни лица человека, принесшего весть о том, что Дорри схватили имперские солдаты. Не было времени выяснять, как и почему, и только одно обнадеживало – не прозвучало слова «порченый». Может быть, дело не в этом и все еще можно уладить. Илан побросал дела на стройке, Марх и Рори сорвались вместе с ним, и втроем они побежали к мазанке со всех ног мимо горожан, торговых лавок, ведер и вонючих луж, натекших из канализации.
«Что я буду делать? – думал Илан, стараясь не сбить дыхание. – Что я им скажу? Я самый старший. Спрос теперь с меня. Как бы сказал Астре? Что бы сделал Иремил? Я не знаю, как быть».
В этот миг легковеру больше всего на свете хотелось спрятаться. Нырнуть в позолоченную солнцем и стружками мастерскую, где древесная пыль клубилась в воздухе, словно блестки, стоял на подоконнике кувшин с колокольчиками и ветер волновал занавеску над открытой дверью, куда мог войти только один человек. Тот, кто никогда не обидит и не напугает. Отец.
Чем ближе к мазанке, тем чугунней становились ноги. Не от слабости. От страха. Солдат Илан заметил сразу – двое в серо-синей форме с желтыми нашивками стояли во дворе и курили, видимо, сторожа дверь. Еще двое встретили Илана, когда он ворвался в дом. Следом влетели Марх и Рори.
– Болваны! – с отчаянием выпалил связанный Генхард. – Болваны! Чего вы сюда приперлись?!
И осекся, поняв, что этим делает только хуже.
Яни вязать не стали, она рыдала возле Дорриана. Мальчик был синий от побоев и едва дышал. Рори тут же бросился к нему, что-то мыча. Один Марх не растерялся и первым делом спросил:
– Чем обязаны визиту? Что натворил наш мелкий?
– Он осуждается за прикрытие порченых, – сказал один из солдат, продемонстрировав черную ленту. – Мы давно наблюдаем за вестниками Медука. Мальчишка снял ленту, значит, имеет дело с порчеными. Про вашу семью тут много слухов ходит. И не самых лестных. Вы здесь недавно, поселились в проклятом доме, взрослых нет и друг на друга вы не похожи ничем. Значит, не родные. Из всего этого вывод один – вы беглые порченые. Все до одного.
– И вранье! – выпалил Генхард.
– У вас нет доказательств! – бросил Марх.
– Или вы признаетесь, и решим все быстро, прямо тут, – сухо сказал мужчина. – Или решение слегка затянется, но никакой разницы в конце для вас не будет.
Порченые молчали. Илан будто занемел. Он ничего не мог придумать. Он же самый старший. Он теперь вместо Астре. Вместо Иремила. Вместо отца и матери им всем.
– Слушайте, – проговорил второй солдат усталым голосом. – Мы ж ей-ей не звери. Хоть и порченые вы, а детей убивать нам не в радость. Работа просто такая. Если вот сейчас нам не признаетесь, пытать вас будут. Там уже таких добреньких не отыщете. У меня самого четверо по лавкам, если б они порченые были, я бы их лучше своими руками изничтожил, чтоб другие не мучили. Вы давайте по-хорошему, ей-ей всем легче будет. Выйдем на площадь, людей соберем, признаетесь, да и дело с концом.
– Ладно, – глухо сказал Илан. – Мы пойдем. Только развяжите Генхарду ноги. Как он пойдет в таком виде?
Марх открыл было рот, но, глянув на брата, замолк, словно почувствовал – это неспроста. Рори продолжал рыдать, теперь уже за всех вместе. Дорриан очнулся и прохрипел:
– Простите.
И снова потерял сознание. Волосы у него на лбу слиплись от крови. Его избили солдаты. Может, даже тот самый, считавший себя не зверем. Дорриана пытали, чтобы узнать, где его дом. Наверное, так и не допытались, поэтому пошли искать горожан. Яни была слишком напугана, а Генхард уже понял, насколько все плохо, и злился, что остальные не сбежали, услышав о Дорри.
Один из солдат склонился и срезал веревку с ног вороненка. Генхард тут же пнул его ногой в живот. Илан, сам того не ожидая, поднял табурет и грохнул его об голову мужчины. Тот повалился на пол.
– Бегите! – заорал деревщик, бросаясь ко второму солдату. – Бегите! Все хорошо будет, я потом догоню!
В эти отчаянные слова он вложил весь свой дар. Чтобы они поверили. Чтобы оставили его.
– Рори, бери Дорриана, уходите!
Илан повалил второго мужчину и старался удержать его на полу. Порченые метнулись к двери, но им перегородили путь два солдата, дежуривших снаружи. Один из них подскочил к Илану, схватил его за вихры и приставил к виску что-то холодное. Порченый успел взглянуть на испуганных детей. На красные глаза Рори, на Дорриана, безвольно распростершегося в руках плакальщика, на испуганное острое лицо Марха, на зареванную Яни и на Генхарда, у которого все еще были связаны руки.
У самого уха раздался щелчок, за ним второй. Что-то оглушительно бахнуло.
Глава 19
Механический дворец
Запись от суток Черного Дракона.
Третий узел. Трид талой воды. 1020 год эпохи Близнецов.
Я вижу дворец, начиненный стихией металла.
Он дышит мехами, и крутят его шестеренки.
Я слышу, как тикают, эхом по стенам шагая,
Большие часы в полутемном ожившем проходе.
* * *
Провидцы Доо и Ясурама занимались дневной медитацией на свежем воздухе. Погода стояла ясная, но морозная, и, чтобы не замерзнуть, они нарядились в три слоя теплых одежд, а под ноги подоткнули пуховые подушки. Волны океана Петро с шумом бросались на корабельные бока и расходились во все стороны пеной. По влажной палубе каталась туда-сюда малахитовая игральная кость, должно быть, оброненная кем-то из моряков или остроухов, как называли себя воины, нанятые Кайоши-танадой для защиты экипажа. Они надевали на уши металлические вставки, похожие на наконечники стрел, и брили головы, оставляя на макушке ежик волос в форме клина.
