Разоблачение было неминуемо. Льюис в очередной раз приехал в Белфаст 28 июля 1919 года, проведя перед этим неделю каникул в Англии с братом Уорни. Альберт Льюис встретил его сурово и потребовал полного финансового отчета. Льюис ответил, что у него на счету имеется около 15 фунтов. Как многие отставники, он держал деньги в банке Cox & Co на Чаринг-кросс роуд, в Лондоне. Этот банк был создан в пору Наполеоновских войн для выплаты солдатского жалования. Альберт Льюис предъявил сыну вскрытое письмо из банка с сообщением, что клиент задолжал 12 фунтов. Льюису пришлось признать, что относительно своей финансовой ситуации он лгал.
Затем последовала бурная и очень неприятная сцена. Льюис заявил отцу, что не питает к нему ни любви, ни уважения. Своему дневнику Льюис-старший жаловался: Льюис-младший его «обманул и наговорил ужасных, омерзительных и оскорбительных вещей». Для него это был «один из самых злосчастных периодов в жизни»
[204]. Хорошо еще, что Альберт не видел письма сына к Артуру Гривзу, в котором Льюис называл себя «привычным лжецом» и ласково подтрунивал над Гривзом за то, что тот столь наивен и «глотает» его «выдумки с жадностью»
[205].
Но сколько бы Льюис ни восставал против отца, средств для самостоятельного существования у него пока что не было, и не было никакой возможности обеспечить себе финансовую независимость. К облегчению Льюиса, отец не отказал ему в содержании. Несмотря на полное личное отчуждение, Альберт Льюис продолжал оказывать сыну финансовую поддержку, прекрасно понимая при этом, куда пойдет большая часть этих денег. Письма Льюиса отцу в эту пору становятся очень вежливыми, но понадобится еще немало времени, чтобы их отношения сделались более-менее прежними.
Академический год 1919/20 Льюис жил уже за пределами кампуса, в Хидингтоне на Уиндмил-роуд, куда переехала миссис Мур. После первого курса считалось нормальным, если студент обзаводился собственной «норой», и можно было поддерживать фикцию, будто миссис Мур — домохозяйка Льюиса. Второй год в Оксфорде прошел под знаком надвигающихся экзаменов — Honours Moderations — они были назначены на март и должны были стать первым испытанием академических успехов Льюиса. В итоге Льюис единственным из тридцати одного испытуемого добился отличия первого класса. Он написал отцу, сообщил эту радостную весть и мимоходом упомянул, что каникулы проведет «с одним человеком», который давно уже просит его «явиться и прогуляться с ним»
[206]. Иными словами, Льюис продолжал обманывать отца: каникулы он проводил с миссис Мур и Морин.
Академические достижения: приз канцлера за лучшее эссе. 1921 год
В Троицын семестр 1920 года Льюис приступил к подготовке к основному экзамену. Древнюю историю ему преподавал Джордж Стивенсон (1880–1952), а философию — Эдгар Кэррит (1876–1964). В письмах домой полно брюзжания по поводу высоких цен на книги. Однако вскоре его мысли обращаются на новый проект. Его «рекомендовали на конкурс эссе на приз канцлера» — этот конкурс должен был состояться в апреле 1921 года. Награда присуждалась лучшему студенческому сочинению на заданную тему, в данном случае — «Оптимизм». Победа послужила бы для него «наилучшей рекламой», писал Льюис отцу, признавая при этом, что конкурс будет «очень напряженным»
[207].
В итоге Льюис произвел рукопись объемом около одиннадцати тысячи слов и горько жаловался отцу и на то, как дорого взяла машинистка, чтобы перепечатать этот текст, и сколько опечаток она при этом насажала. Объявление результата затягивалось, и нервы Льюиса были уже на пределе. Наконец 24 мая пришло известие о победе. Его пригласили прочесть выбранный профессорами поэзии и ораторского мастерства отрывок на ежегодной Encaenia — церемонии присвоения почетных степеней Оксфордского университета, которая проводилась в Шелдонском театре. Среди почетных гостей на церемонии присутствовал Жорж Клемансо, бывший с 1917 по 1920 год премьер-министром Франции. Льюис выступал целых две минуты и писал брату о том, в какой восторг он пришел, когда понял, что его голос разносится по всему огромному зданию
[208].
Оксфордский издатель и книготорговец Бэзил Блэкуэлл немедленно связался с Льюисом, желая обсудить возможную публикацию эссе, однако это сочинение так и не было издано, а потом и рукопись пропала. По-видимому, Льюис не видел в этом произведении особых литературных достоинств. «Его скоро забудут», — писал он отцу. По-настоящему его интересовал не сам текст, а выигранный конкурс
[209]. Будем надеяться, что Льюис прав. Ни одного экземпляра эссе не уцелело ни в семейных бумагах Льюисов, ни в архивах Оксфордского университета
[210]. Мы так и не узнаем, что Льюис думал про «оптимизм» и в какие выражения облек свои мысли. Мы знаем одно: ему удалось произвести впечатление на жюри и упрочить свою репутацию восходящей звезды на университетском небосклоне.
Перспективы академической карьеры теперь несколько обнадеживали, но отношения с отцом оставались отчужденными и непростыми. Загнанная вглубь проблема связи Льюиса с миссис Мур вновь вышла на передний план и сделалась угрожающей в июле 1921 года, когда Альберт Льюис письменно известил сына о намерении приехать в Англию, наведаться в Оксфорд, повидать сына, а также осмотреть его комнаты в колледже. Встревоженный вероятными последствиями встречи отца с миссис Мур, Льюис поспешно изобрел «друга», из-за которого такой визит делался неудобным. Он утверждал, что «съехал из колледжа» и делит теперь комнаты с человеком, который «по горло занят», нельзя отрывать его от занятий сторонними визитами
[211].
В искусстве обмана Льюис зашел так далеко, что создал нечто вроде театральных декораций, поспешно преобразив задние комнаты в доме миссис Мур в подобие «студенческой норы», и ухитрился уговорить другого студента, Ронди Пэсли, погостить у него во время докучливого родительского визита, изображая перетрудившегося и необщительного соседа. Но в итоге отец удовольствовался сытным обедом в отеле «Кларендон» на Корнмаркет и не проявил ни малейшего желания видеть жилье сына или его колледж
[212].
