Хотя от этой нелепости легко отмахнуться (и тем не менее ее часто твердили), нараставшая в ту пору враждебность против Льюиса в академических кругах Оксфорда не была целиком иррациональной или завистливой. Дул ветер перемен, и Льюис воспринимался скорее как обуза, чем как ресурс для будущего оксфордского факультета английского языка. В Оксфорд стекались аспиранты, желавшие получить диплом бакалавра (BLitt) по английской литературе, эти новые ученики приносили и отдельным колледжам, и университету в целом столь необходимые деньги, и они нуждались в наставничестве, а Льюис давно утратил энтузиазм к такого рода работе. Из его уст часто раздавалась известная фраза о трех видах оксфордского образования — тут водятся ученые (literate), невежды (illiterate) и бакалавры литературы (B. Litterate), и лично он предпочитает первые две группы. После войны оксфордский факультет английского языка и литературы пересматривал программы обучения и исследований, и негативное отношение Льюиса к исследовательской работе и постдипломным степеням казалось все более неуместным, далеким от меняющейся ситуации в высшем образовании.
Деменция и алкоголизм: «мать» и брат Льюиса
Проблемы не ограничивались профессиональной сферой, хватало их в ту пору и в личной жизни Льюиса. Хотя после скудости военного времени условия постепенно улучшались, жизнь в Килнсе была не из легких. В конце 1940-х годов письма Льюиса обнаруживают тревогу о здоровье миссис Мур и явные намеки на то, что дела в семье идут все хуже. Морин давно отделилась, оставив Льюиса наедине с непростой ситуацией. Приходилось нанимать прислугу для ведения хозяйства, а отношения у этих женщин с миссис Мур (и друг с другом) зачастую складывались воинственные. Льюис не знал, как с этим справляться. Когда в июле 1946 года шотландский университет Св. Андрея присвоил ему почетную степень, Льюис мрачно заметил, что предпочел бы получить «ящик шотландского виски»
[540].
Правда, такая награда еще более порадовала бы его брата Уорни. В ту пору Уорни вел битву — как мы теперь знаем, обреченную — с зависимостью от алкоголя. Отправившись летом 1947 года отдохнуть в Ирландию, Уорни ушел в столь сильный запой, что его в бессознательном состоянии доставили в больницу Дроэды, там он, наконец, «просох» и его отпустили домой. К сожалению, подобные события начали повторяться снова и снова, а непредсказуемость — в какой момент это случится вновь? — тоже мешала окружающим приспособиться к ситуации.
В Килнсе все пошло наперекосяк. Домашняя жизнь Льюиса вращалась теперь вокруг все более раздражительной и растерянной миссис Мур, проявлявшей уже классические симптомы старческой деменции, и все более раздражительного алкоголика-брата. Подобную ситуацию никто бы не счел благополучной, а послевоенные экономические меры, в том числе продолжавшееся рационирование многих насущных продуктов, ее усугубляли. В 1947 году Льюис писал коллеге, извиняясь за то, что не всегда может присутствовать на собраниях: его время «почти полностью» и при этом «непредсказуемо» поглощено «обязанностями сиделки и домашнего слуги»
[541]. Приходится иметь дело как с материальными, так и с психологическими проблемами, поясняет он. Жизнь в Килнсе становилась невыносимой, Льюис должен был изо дня в день ухаживать за «матерью», а время от времени спасать еще и брата. Чересчур много для одного человека.
Морин видела, под каким гнетом живут братья Льюисы, ухаживая за ее стареющей матерью и дряхлым псом Брюсом, и старалась помочь им чем могла. На две недели она с мужем переехала в Килнс, предоставив Льюису и Уорни для проживания свой дом в Малверне. Но то был лишь кратковременный отпуск. В апреле 1949 года Льюис извинялся перед Оуэном Барфилдом за проволочки с ответами на письма: он слишком занят, убирая «собачье дерьмо и человеческую блевотину»
[542].
13 июня 1949 года Льюис был госпитализирован с симптомами нервного срыва, но затем стало ясно, что он страдает от стрептококковой инфекции, для борьбы с которой ему назначили уколы пенициллина каждые три часа. Выписали его 23 июня. Уорни был в ярости от того, что миссис Мур так извела его брата, и потребовал предоставить Льюису отпуск для восстановления сил. Льюис с благодарностью согласился провести месяц в Ирландии, отдохнуть и зарядить батареи в обществе Артура Гривза. Но прежде чем он смог уехать, сам Уорни в очередной раз погрузился в длительный запой (желая уберечь достоинство брата, Льюис именовал его недуг «нервной бессонницей» и только самому доверенному другу, Артуру Гривзу, называл подлинный диагноз — «выпивка»)
[543]. В итоге у Льюиса не осталось иного выхода, кроме как отказаться от намеченной поездки в Ирландию и продолжать в одиночку ухаживать за миссис Мур.
Несомненно, и в этот темный период жизни Льюиса случались мгновения радости. Но даже радость при чтении наконец-то дописанного Толкином «Властелина колец» в октябре была подпорчена пониманием того, как редко они теперь общаются. Трудно не расслышать патетическую ноту в письмах Льюиса старому другу: «Мне так вас недостает»
[544]. Оба продолжали жить и работать в одном и том же городе и университете, но былая близость исчезла. Отчасти Льюису удавалось находить интеллектуальное общение и утешение в других местах, о чем свидетельствует интенсивная переписка с писательницей Дороти Сэйерс примерно в то же время, и все же тектонические плиты пришли в движение, старые дружбы убывали, а вместе с ними Льюис лишался той интеллектуальной поддержки и вдохновения, что обретал в них прежде.
В этот и без того тягостный период его жизни миссис Мур все более теряла способность к ориентации и становилась все беспокойней, пока угасание не дошло до такой степени, что пришлось поместить несчастную в дом престарелых. После того, как 29 апреля 1950 года она трижды свалилась с кровати, было принято решение отвезти ее в Рестхолм, специализированный санаторий на Вудсток-роуд, дом 230. Льюис, ежедневно там навещавший миссис Мур, столкнулся с очередной непосильной проблемой: плата составляла 500 фунтов в год. Где взять такие деньги? И что будет, когда он уйдет на пенсию и перестанет получать регулярный доход как член колледжа?
В итоге этот узел развязала эпидемия гриппа, вспыхнувшая в конце декабря 1950 года в портовом городе Ливерпуле. Отсюда она быстро распространялась, и в середине 1951 года заболеваемость достигла пика. По официальным данным, смертность превысила примерно на 40 % потери от пандемии инфлюэнцы в 1918–1919 годах, которая так жестоко поразила Британию, с трудом оправлявшуюся после Великой войны. В самый разгар эпидемии, 12 января 1951 года, эта болезнь унесла жизнь и семидесятидевятилетней миссис Мур. 15 января она упокоилась на кладбище Святой Троицы, в одной могиле со своей давней подругой Элис Гамильтон Мур, которая была похоронена там 6 ноября 1939 года (судя по приходским записям, на момент своей смерти Элис Мур проживала в Килнсе, то есть, видимо, тоже была частью этого семейства). Уорни не смог присутствовать на похоронах: его свалила с ног та же болезнь, которая убила миссис Мур.
