Стало быть, вот он! Это был путь к бегству!
Путешествие предстояло очень долгое. Мак прикинул, и у него вышло никак не менее четырехсот миль. Как от Эдинбурга до Лондона. Та поездка занимала две недели в почтовой карете. Одинокому всаднику требовалось больше времени. А по едва проезжим дорогам и по диким охотничьим тропам Виргинии срок в пути представлялся пока совершенно невообразимым.
Но ведь по другую сторону этих огромных гор человек мог обрести свободу!
Он тщательно свернул карту и уложил в кожаный футляр, а затем вернулся к прерванному труду. Ему еще предстоит вновь изучать ее.
Только бы ему удалось разыскать Пег, думал он, подметая пол в комнате. Необходимо убедиться, что с ней все в порядке, прежде чем удариться в бега. Если у нее все хорошо, он оставит ее здесь, но коли девочке достался жестокий хозяин, придется взять ее с собой.
Стало слишком темно для продолжения работы.
Он вышел из детской и спустился вниз по лестнице. Снял с крючка свой старый плащ с меховой оторочкой и закутался в него: снаружи царил немилосердный холод. Сразу за дверью дома к нему приблизилась группа до крайности взволнованных рабов. В центре ее находился Коби. Он нес на руках девушку, в которой Мак тут же узнал Бесс, молодую рабыню, потерявшую сознание прямо в поле неделю назад. Ее глаза были закрыты, а рабочий балахон испачкан кровью. Казалось, она сама навлекала на себя несчастья.
Мак придержал дверь открытой и последовал за Коби в холл. Джеймиссоны все еще оставались в столовой, заканчивая ранний ужин.
– Уложите ее в гостиной, а я позову миссис Джеймиссон, – сказал Мак.
– В парадной гостиной? – с сомнением переспросил Коби.
Это была единственная комната, где в камине развели огонь, если не считать столовой.
– Доверьтесь мне. Я знаю, что сама миссис Джеймиссон предпочла бы поступить именно так.
Коби кивнул.
Мак постучал в дверь столовой и вошел.
Лиззи и Джей расположились за небольшим круглым столом. Их лица подсвечивались установленным посередине большим канделябром. Лиззи выглядела располневшей, но все равно красивой в платье с глубоким вырезом, открывавшим взору ложбинку между грудей, а ниже ткань ниспадала свободным покровом на ее выпуклый живот. Она ела изюм. Джей раскалывал для себя орехи. Милдред, та самая высокорослая горничная с нежной кожей табачного оттенка, наливала Джею вино в бокал. Пламя ярко пылало в очаге. Это была настолько классически мирная семейная сцена, что на мгновение Мак даже поразился столь выразительному напоминанию: они все-таки были мужем и женой.
Но затем он успел присмотреться внимательнее. Джей сидел под углом к столу, отвернувшись от Лиззи, и смотрел в окно на сумерки, сгущавшиеся над рекой. Взгляд Лиззи тоже не был устремлен на супруга. Она наблюдала, как Милдред наливает вино. Ни он, ни она не улыбались. И теперь впечатление радикально изменилось. Эта пара скорее напоминала двух незнакомцев, вынужденных делить столик в таверне, но не питавших друг к другу ни малейшего интереса.
Джей заметил Мака и с враждебностью в голосе спросил:
– Какого черта тебе от нас надо?
Мак обратился к Лиззи:
– С Бесс произошел несчастный случай. Коби уложил ее в вашей гостиной.
– Я сразу же пойду к ней, – отозвалась Лиззи, отодвигая свой стул от стола.
– Только не давайте ей испачкать кровью желтую шелковую обивку дивана, – успел озабоченно распорядиться Джей.
Мак открыл перед Лиззи дверь, а потом последовал за ней.
Коби зажигал свечи. Лиззи склонилась над пострадавшей девушкой. Даже на очень темной коже лица Бесс проступила бледность, а губы практически совершенно побелели. Глаза оставались закрытыми, дыхание казалось прерывистым и неглубоким.
– Что с ней произошло? – спросила Лиззи.
– Она сильно порезалась, – ответил Коби. Он говорил по-прежнему запыхавшись от усилия, приложенного при переноске Бесс в дом. – Пыталась разрубить веревку с помощью мачете. Лезвие соскользнуло с веревки и полоснуло ее по животу.
Мак поморщился. Он наблюдал, как Лиззи разорвала пошире образовавшуюся прореху в балахоне, чтобы получше разглядеть рану. Все выглядело пугающе. Порез оказался глубоким и продолжал сильно кровоточить.
– Кто-нибудь должен пойти в кухню. Принесите мне чистых тряпок и таз с теплой водой.
Мака восхитила ее решительность.
– Я это сделаю, – сказал он.
Потом поспешил в расположенную снаружи кухню. Сэра и Милдред мыли посуду после ужина. Как всегда обильно потевшая Сэра спросила:
– С ней все будет хорошо?
– Пока не знаю. Миссис Джеймиссон попросила принести ей чистых тряпок и теплой воды.
Сэра подала ему большую кастрюлю.
– Вот. Налейте сюда воды, что греется на печи. А я найду нужные тряпки.
Не прошло и минуты, как он уже вернулся в гостиную. Лиззи успела сделать широкий вырез в одежде Бесс вокруг раны. Теперь она обмакнула тряпку в воду и принялась обмывать кожу. Чем отчетливее становился виден порез, тем страшнее он выглядел. Мак опасался, что девушка могла повредить себе какие-нибудь внутренние органы.
Лиззи пришла в голову такая же мысль.
– Мне с этим не справиться, – сказала она. – Ей нужен врач.
В комнату вошел Джей, бросил всего лишь взгляд, но сразу побледнел.
– Мне придется послать за доктором Финчем, – обратилась к нему Лиззи.
– Поступай как угодно, – отреагировал он нервно. – Я же отправлюсь в «Паромную переправу». Там сегодня вечером устраивают петушиные бои.
С этими словами он удалился.
Скатертью дорожка, презрительно подумал Мак.
Лиззи посмотрела на Коби и Мака.
– Одному из вас нужно будет поехать верхом во Фредериксберг в полной темноте.
Коби сразу высказал свое мнение:
– Из Мака наездник никудышный. Поеду я.
– Он прав, – пришлось согласиться Маку. – Я смог бы воспользоваться коляской, но так получится намного медленнее.
– Значит, решено, – сказала Лиззи. – Только прошу, не слишком гони, Коби, хотя скакать придется галопом. Иначе девушка может умереть.
* * *
До Фредериксберга было не меньше десяти миль, но Коби отлично знал дорогу и вернулся уже через два часа.
Когда он снова вошел в гостиную, его лицо было мрачнее самой черной грозовой тучи. Мак никогда прежде не видел его в таком гневе.
– А где же доктор? – спросила Лиззи.
– Доктор Финч никуда не поедет среди ночи ради какой-то там негритянки, – ответил Коби срывавшимся от злости голосом.
– Будь проклят этот старый болван! – с неменьшей яростью воскликнула Лиззи.
