Она выглядела потрясающе красивой, стоя перед зеркалом, позволявшим ему видеть ее тело в трех ракурсах. Но она держалась спиной к нему, и Мак ощутил в пальцах мучительный зуд от желания погладить изящный изгиб ее бедер. В другой части зеркала отчетливо отражались ее округлые груди с мягкими розовыми сосками. Цвет волос на лобке полностью совпадал с оттенком темных и непослушных кудрей ее прически.
Мак замер на месте, онемев от восторга и изумления. Он знал, что ему положено пробормотать извинения и поспешно удалиться, но у него словно ступни приросли к полу.
Она повернулась к нему. Ее лицо исказилось от душевного смятения, и он, разумеется, не мог понимать причины. Нагая, она выглядела беззащитной, уязвимой, беспомощной, почти испуганной.
Наконец к нему вернулся дар речи.
– Боже, до чего же вы красивы, – прошептал он.
Выражение ее лица внезапно разительно изменилось, как будто она получила ответ на заданный ею самой вопрос.
– Закройте дверь, – сказала она.
Мак захлопнул за собой дверь и тремя шагами пересек комнату. Мгновением позже Лиззи уже оказалась в его объятиях. Он прижал ее обнаженное тело к своему, ощущая поразительную нежность кожи ее грудей. На поцелуй в губы она отозвалась немедленно, чуть приоткрыв рот. Он языком нащупал ее язык и не мог не возрадоваться, получив в ответ жадный поцелуй ее влажных губ. Когда же она заметила его сразу же возникшую мощную эрекцию, то сама плотнее прижалась к нему и начала тереться о его бедра.
Он отпрянул, почти задыхаясь и больше всего боясь сейчас, что кончит немедленно. Она же запустила руки ему под жилет и рубашку, стараясь добраться до его скрытой пока под одеждой кожи. Он отбросил жилет в сторону и стянул через голову рубашку. Лиззи чуть склонила голову и приложилась ртом к его соску. Затем ее губы сомкнулись на нем в поцелуе, а кончиком языка она лизала сосок, чтобы под конец слегка прикусить зубами. Боль стала для него чем-то непостижимо изысканным, он чуть слышно охнул от наслаждения.
– А теперь возьми меня, – сказала Лиззи.
Она выгнула спину, приближая груди к его рту. Он приподнял одну из грудей и тоже поцеловал сосок. Он отвердел от охватившего ее желания. Ему же хотелось навсегда запечатлеть в памяти это мгновение.
– Не будь слишком нежен и осторожен, – прошептала она.
Он принялся яростно сосать его, а затем прикусил, как прежде сделала она сама. Было слышно, как резко и глубоко она дышит. Он все же опасался причинить боль ее столь мягкому телу, но Лиззи настаивала:
– Грубее. Я хочу испытать боль. – Он укусил ее еще раз. – Вот так, – сказала она и с силой прижала к себе его голову, чтобы груди расплющились вокруг его лица.
Мак все же остановился, боясь вызвать укусами кровотечение. Стоило ему выпрямиться, как она склонилась к его талии, развязала веревку, поддерживавшую на нем бриджи, и стащила их вниз. Его член пружинисто высвободился. Она зажала его между ладонями, сначала потерла, а затем прижала к нежной щеке и поцеловала. Наслаждение было невероятным, и Маку снова пришлось отстраниться, чтобы все не закончилось слишком быстро.
Он посмотрел в сторону постели.
– Не там, – поняла смысл его взгляда Лиззи. – Здесь. – И откинулась спиной на ковер перед трюмо.
Он встал на колени между ее ногами, услаждая свой взор.
– А теперь скорее, – попросила она.
Он лег поверх нее, удерживая свой вес на локтях, а она сама направила его пенис внутрь себя. Он не сводил глаз с ее прекрасного лица. У нее раскраснелись щеки, рот оставался слегка приоткрытым, и между влажными губами виднелись ровные и белые зубы. Глаза тоже широко распахнулись, наблюдая за каждым его движением.
– Мак… – простонала она. – О, Мак!
Ее тело слилось с его телом, а пальцы впились в мускулы его спины.
Он поцеловал ее, по-прежнему стараясь делать все деликатно, но ей снова захотелось более острых ощущений. Она зажала в зубах его нижнюю губу и укусила. Мак ощутил во рту привкус крови.
– Делай это быстрее! – почти умоляла она, и ее страсть передалась ему. Он начал двигаться чаще, вторгаясь в нее почти с жестокостью, но она лишь кивала:
– Да, да, вот так!
Потом закрыла глаза, полностью предавшись своим ощущениям, и вскоре издала крик. Он прикрыл ей рот ладонью, чтобы приглушить этот звук, но тут же получил сильный укус в палец. Теперь он каждый раз смыкал ее бедра со своими, вкладывая во фрикции всю мощь, на какую был способен, а она извивалась под ним, ее крики лишь чуть сдерживала его ладонь. Ее бедра раз за разом вздымались до тех пор, пока она не вынуждена была сама остановиться в полном изнеможении.
Он целовал ее глаза, нос, подбородок, все еще продолжая двигаться внутри, но гораздо более медленно и плавно. Когда у нее восстановилось дыхание, и она открыла глаза, то почти сразу сказала:
– Посмотри в зеркало.
Он посмотрел в центральную часть трюмо и увидел в нем другого Мака, лежащего поверх другой Лиззи, сплетаясь с ней телами. Он мог наблюдать, как его член входит в нее и выходит наружу.
– Красивое зрелище, – прошептала она.
Мак теперь смотрел на нее. Ее темные глаза сейчас казались почти совершенно черными.
– Ты меня любишь? – спросил он.
– О, Мак, как ты можешь сомневаться в этом? – Слезы навернулись на ее глаза. – Конечно, люблю. Я тебя люблю. Я тебя очень люблю.
И только после этого он пережил наконец настоящий оргазм.
* * *
Когда первый урожай табака оказался готов к продаже, Леннокс погрузил первые четыре «кабаньих головы» в плоскодонку и отплыл во Фредериксберг. Джей в величайшем нетерпении дожидался его возвращения. Его снедало желание поскорее узнать, какую цену дадут за табак, впервые выращенный им самим.
Наличных денег он за него все равно не получит: местный рынок работал по принципиально иной системе. Леннокс доставит бочки на общественный склад, где официальный инспектор выпишет сертификат, свидетельствующий, что товар признан «имеющим коммерческую ценность». Подобные сертификаты, известные как «табачные купюры», использовались в качестве денег по всей Виргинии. Со временем держатель такой «купюры» мог либо обналичить ее, получив настоящие деньги у капитана корабля, бравшегося доставить табак в Европу, либо (что происходило чаще) обменять на доставленные в колонию из Старого Света товары. Капитан затем отправлялся с «купюрой» на склад, где ему выдавали соответствующее количество табака.
А Джею предстояло использовать свою «купюру» или часть ее стоимости для уплаты наиболее срочных долгов. Кузница на плантации не работала уже месяц, поскольку не на что было приобрести железо для изготовления инструментов или подков для лошадей.
К счастью, Лиззи понятия не имела, что они уже практически обанкротились. После того как ее ребенок оказался мертворожденным, она жила в каком-то тумане, в состоянии ступора целых три месяца. А затем, застигнув его с Фелией, пришла в неописуемую ярость и перестала разговаривать с мужем вообще.
