Обычно после произнесения клятвы надсмотрщик Гарри Рэтчет должен был подойти к купели и вручить Солу так называемый «честный залог», традиционную, но чисто символическую плату за передачу хозяину в полную собственность своего сына – кошелек с десятью фунтами. Однако, к величайшему удивлению Мака, на сей раз сэр Джордж вознамерился лично совершить ритуал.
Он тоже поднялся со своего места и почти сразу заметил, как пристально смотрит на него Мак.
Несколько секунд двое мужчин стояли неподвижно, вглядываясь друг в друга.
Затем сэр Джордж направился к купели.
В свою очередь Мак вышел в центральный проход церкви и громогласно сказал:
– Выплата «честного залога» – устаревшая и бессмысленная процедура!
Сэр Джордж застыл, приподняв ногу для очередного шага, а головы всех присутствовавших повернулись в сторону Мака. Воцарилась мертвая тишина. Мак даже мог слышать сейчас биение своего сердца.
– Вся эта церемония не имеет никакой юридической силы, – продолжал Мак. – Новорожденный мальчик не может быть клятвенно передан в собственность владельца шахты. Ребенка нельзя обратить в рабство.
Ожил и заговорил сэр Джордж:
– Сядьте на свое место, молодой дурак, и немедленно заткнитесь.
Высокомерное пренебрежение разозлило Мака до такой степени, что у него пропали последние сомнения.
– Нет, это вы сядьте на свое место, – ответил он, отбросив опасения, и конгрегация дружно охнула от подобной дерзости. Мак указал на мистера Йорка: – Вы говорили в своей проповеди об истине, пастор. А сами готовы сейчас встать на защиту правды?
Святой отец смотрел на Мака с нескрываемой тревогой.
– О чем вы толкуете, Макэш?
– О рабстве!
– Бросьте, вы не хуже меня знаете шотландский закон, – сказал Йорк увещевающим тоном. – Шахтеры-угольщики являются собственностью владельца шахты. Как только мужчина проработает ровно год и один день, он лишается своей свободы.
– Верно, – отозвался Мак. – Закон порочен, но это закон. Однако я лишь хочу подчеркнуть, что даже такой закон не дозволяет обращать в рабство детей, и могу доказать это.
Подал голос Сол.
– Но мы нуждаемся в деньгах, Мак! – выдвинул он свое возражение.
– Возьмите деньги, – кивнул Мак. – Ваш мальчик отработает на сэра Джорджа, пока ему не исполнится двадцать один год, и его труд окупит полученные десять фунтов с лихвой. Но… – Он заговорил еще громче. – Но как только достигнет совершеннолетия, он станет свободным!
– Советую вам попридержать язык, – сказал сэр Джордж угрожающе. – Вы ведете опасные речи.
– Но я тем не менее говорю правду, – упрямствовал Мак.
Сэр Джордж окончательно побагровел. Он не привык, чтобы с ним препирались так настойчиво.
– Я с вами сам разберусь, когда закончится церковная служба, – с яростью пообещал он. Передав кошелек Солу, магнат обратился к пастору: – Продолжайте, пожалуйста, мистер Йорк.
Мак на мгновение растерялся. Неужели они просто продолжат молебен как ни в чем не бывало?
Пастор провозгласил:
– Так давайте же споем завершающий псалом.
Сэр Джордж вернулся на свое место. Мак по-прежнему стоял, не способный поверить, что все закончилось.
– Псалом номер два. «Почему бесчинствуют еретики, а люди веруют ложно?»
Но из-за спины Мака вдруг донесся голос:
– Нет, нет, погодите!
Мак оглянулся. Это был Джимми Ли, молодой шахтер и превосходный певец. Он уже однажды пытался сбежать и теперь в наказание должен был носить железный ошейник с вырезанными на нем словами: «Этот мужчина является частной собственностью сэра Джорджа Джеймиссона из Файфа. 1767 г. н. э.». Благослови тебя бог, Джимми, подумал Мак.
– Вы не можете теперь остановиться, – продолжал тот. – На будущей неделе мне исполняется двадцать один год. И если мне положена после этого свобода, я хочу все узнать об этом.
Ма Ли, матушка Джимми, поддержала сына:
– И мы все тоже.
Она была сильной женщиной, давно лишившейся всех зубов, но пользовавшаяся большим уважением в деревне, и с ее мнением приходилось считаться. Еще несколько мужчин и женщин восклицаниями выразили свое согласие с ней.
Эстер тянула Мака за рукав.
– Письмо! – взволнованно шептала она. – Покажи им письмо!
Охваченный волнением Мак совершенно забыл о письме.
– В законе все изложено иначе, сэр Джордж, – выкрикнул он, размахивая над головой письмом.
– Что это за документ, Макэш? – спросил пастор.
– Письмо от лондонского юриста, у которого я проконсультировался.
Сэра Джорджа охватил такой безудержный гнев, что казалось, он готов от него взорваться. Маку оставалось только радоваться, поскольку их разделяли несколько рядов скамей и хозяин шахты не мог при всем желании вцепиться ему в горло.
– Ты посмел проконсультироваться с юристом? – возопил он, брызжа слюной.
Сам по себе этот факт, по всей видимости, разъярил его больше всего.
– О чем говорится в письме? – спросил Йорк.
– Я прочитаю его вам, – сказал Мак. – «Церемония «честного залога» не является обоснованной ни английским, ни шотландским законом». – Среди паствы пробежал гул удивления. Это противоречило всему, во что этих людей прежде заставляли верить. – «Родители не имеют права продавать то, чем они не владеют, а именно – свободу взрослого мужчины. Они могут принудить своего ребенка работать на шахте до достижения им возраста двадцати одного года, но затем… – Мак сделал исполненную драматизма паузу и прочитал следующую фразу очень медленно и отчетливо: – Но затем он получит свободу и возможность уйти»!
И сразу же каждому захотелось высказать что-то свое. Воцарился хаотичный шум, когда не меньше сотни людей пытались говорить, кричать, восклицать или задавать вопросы. Не менее половины присутствовавших в церкви мужчин подверглись процедуре клятвенного обетования еще детьми, а потому всегда считали себя обреченными на рабский труд. А теперь им сообщили, что их обманули, и им не терпелось узнать правду.
Мак поднял руку, призывая всех успокоиться, и почти мгновенно в церкви вновь стало тихо. На мгновение он сам поразился своей власти.
– Позвольте мне все же прочитать еще одну строку, – сказал он. – «Однако как только мужчина достигает совершеннолетия, закон становится применим к нему, как и к любому другому жителю Шотландии. Отработав в зрелом возрасте год и один день, он лишается своей свободы».
Послышались возгласы, исполненные злости и разочарования. Никакой революции не произошло, поняли эти мужчины. Большинство из них не могли стать свободными сейчас, как и прежде. Но вот их сыновья имели возможность избежать такой же участи.
