Он огляделся, высматривая Макэша, но не увидел его.
Джей выругался. Ведь основной целью всей операции как раз и был арест Макэша. Именно этого требовал сэр Филип, и Джей дал слово исполнить требование. Но ведь он наверняка не сбежал с поля боя окончательно. Слишком было бы не похоже на него.
А потом совершенно нежданно Макэш появился прямо перед ним.
Он отнюдь не собирался скрыться, а сам решил напасть на Джея.
Макэш ухватил коня Джея под уздцы. Джей занес нам ним шпагу, но Макэш успел уклониться влево. Капитан нанес неуклюжий удар клинком и промахнулся. Макэш подпрыгнул, ухватил противника за рукав и потянул. Джей старался высвободить руку, но ничего не получалось. С ужасающей беспомощностью всадник начал сползать из седла. Последним и самым мощным рывком его стащили со скакуна.
Внезапно Джей ощутил жуткий страх за свою жизнь.
Однако он сумел приземлиться на ноги.
Пальцы Макэша сомкнулись на его горле мгновенно. Он оттянул назад шпагу, но прежде чем успел воспользоваться ей, Макэш низко опустил голову и нанес по-бычьи жестокий удар прямо Джею в лицо. Офицер на какое-то время ослеп, почувствовав, как его собственная теплая кровь залила глазницы. Он наугад сделал выпад шпагой. Ее острие во что-то уперлось, и он решил, что сумел нанести врагу рану, вот только железная хватка на горле нисколько не ослабела. Зрение вернулось, Джей посмотрел в зеленые глаза и прочитал в них смертный приговор для себя. Его окончательно парализовал страх, и если бы он мог говорить вообще, то принялся бы умолять о пощаде.
Один из солдат заметил, что командир в опасности, и подбежал на подмогу, изготовив мушкет прикладом вперед. Удар пришелся Макэшу в ухо. На мгновение его пальцы чуть разжались, но затем стали давить даже сильнее, чем прежде. Солдат ударил снова. Макэш пытался уклониться, но ему не хватило проворства, и тяжелое дерево приклада врезалось ему в голову с тошнотворным треском, который был слышен даже посреди шума схватки. Еще долю секунды Макэшу удавалось держаться, и Джей уже с трудом дышал, как утопающий, но затем глаза Мака закатились вверх, руки соскользнули с горла Джея, и он без сознания рухнул на землю.
Джей отрывисто втягивал в легкие воздух и стоял, опершись на шпагу. Постепенно его страх рассеивался. Все лицо пылало, как обожженное, у него, вероятно, был сломан нос. Но теперь, глядя на распростертого у его ног человека, он не чувствовал ничего, кроме глубочайшего удовлетворения.
Глава двадцать третья
В ту ночь Лиззи так и не легла спать. Джей предупредил о возможности крупного бунта, и она сидела в спальне, дожидаясь его и держа на коленях раскрытую книгу, хотя не прочитала ни строчки. Он явился домой под утро весь покрытый кровью и грязью, с перебинтованным носом. Она до такой степени обрадовалась, увидев его живым, что крепко обняла, перепачкав шелковую ночную рубашку.
Она разбудила слуг, приказала срочно принести горячей воды, и Джей рассказывал ей историю подавления мятежа отрывистыми фрагментами, пока жена помогала ему стащить с себя пропахший потом и разорванный во многих местах мундир, промывала синяки и ссадины, подавала чистое нижнее белье.
Позже, когда они лежали рядом на огромной кровати под балдахином, она с напускной робостью позволила себе вопрос:
– Как ты думаешь, Макэша повесят?
– Мне бы очень хотелось на это надеяться, – ответил Джей, осторожно прикасаясь к бинту пальцем. – У нас есть свидетели, что именно он подбил толпу на бунт и самолично нападал на офицеров гвардии. В нынешней ситуации трудно себе представить, чтобы судья вынес ему более мягкий приговор. Вот если бы у него имелись влиятельные друзья, которые вступились бы за него, дело приняло бы, возможно, иной оборот.
Она нахмурилась.
– Я никогда не воспринимала его как человека, склонного к насилию. Он не признает ничьей власти над собой, не подчиняется дисциплине, ведет себя с вызывающей самоуверенностью, но каких-то диких или варварских поступков он ни разу не допускал, насколько мне известно.
Джей бросил на нее лукавый взгляд.
– Быть может, ты и права, но все было подстроено так, чтобы ему не осталось выбора и пришлось прибегнуть к насилию.
– Что ты имеешь в виду?
– Сэр Филип Армстронг нанес тайный визит к нам в контору, чтобы побеседовать со мной и с отцом. Он заявил, что желает ареста Макэша по обвинению в подстрекательстве к бунту. И высказал пожелание, чтобы мы организовали необходимый мятеж. А потому нам с Ленноксом пришлось кое-что предпринять, чтобы вызвать его.
Лиззи слова супруга повергли в шок. Стало очевидно, что Макэша целенаправленно спровоцировали, и от этой мысли ей стало уже совсем дурно.
– И как? Сэр Филип доволен тем, что вы сделали?
– Еще бы! А на полковника Крэнбро произвело большое впечатление мое умелое руководство подавлением бунта. Теперь я смогу с почетом подать в отставку и покинуть армейскую службу, имея безупречную репутацию.
Джей занялся с ней любовью, но она была слишком встревожена, чтобы наслаждаться его ласками. Обычно ей нравилось кувыркаться с ним в постели, забираясь порой на него сверху, меняя позы, целуясь, но успевая разговаривать и смеяться. Естественно, от него не укрылось ее пассивное поведение, и, когда все закончилось, он заметил:
– Ты что-то сегодня необычайно тиха.
Ей пришлось на ходу придумать объяснение:
– Я опасалась причинить тебе боль.
Он ей поверил и очень скоро заснул. Лиззи продолжала лежать с открытыми глазами. Уже во второй раз ее привело в ужас отношение мужа к правосудию и справедливости, и в обоих случаях оказался замешан этот жуткий тип – Леннокс. Она питала глубокую уверенность, что сам по себе Джей не был человеком злонамеренным или порочным, но его легко могли заставить пойти на самые отвратительные поступки другие люди, особенно обладавшие настолько сильной волей, и бессовестные, как тот же Леннокс. Оставалось только радоваться, что уже через месяц им предстояло покинуть Англию. Как только они покинут берега родины, Леннокс навсегда исчезнет из их жизней.
Она никак не могла заставить себя спать. Трудно было избавиться от холодной свинцовой тяжести, ощущавшейся внизу живота. Макэша собирались повесить. Она до сих пор переживала отвращение, вспоминая, как наблюдала за казнью совершенно незнакомых людей, когда в мужском костюме отправилась на площадь Тайберн. Мысль, что то же самое может произойти с другом детства, казалась абсолютно невыносимой.
Но ведь судьба Мака не должна настолько беспокоить ее, пыталась уговаривать себя Лиззи. Он сбежал, нарушил закон, организовал забастовку и принял участие в бунте. То есть сам сделал все, чтобы оказаться в большой беде. Не на ней теперь лежал долг спасти его от смерти. Ей следовало выполнять надлежащим образом свои обязательства только перед мужем и ни перед кем другим.
Да, все верно, но благостный сон упорно не приходил к ней.
