Бодисатва из нас…
Но, с другой стороны, проклятущий вирус, из-за которого вся эта неразбериха началась – он ведь небось тоже жив-здоров! И Система никак на него не реагирует, не пытается его отловить и уничтожить, а если и пытается, то не может.
Значит, еще один вариант – стать подобным «вирусом». Лихо, спору нет – да только как это сделать?
Может, оно и к лучшему, что не знаю, как – я бы им тут в Системе нарулил! Не то что мертвецы и шизофреники – слоны бы по небу полетели!..
Просветленные.
Что ж, попробуем с другого конца.
Вопрос: где не действует Закон Кармы?
Ответ: а я откуда знаю?
Но строить предположения с достаточной долей вероятности вполне могу.
На всяком диске есть загрузочный «бутовый» сектор. Вот там-то Закон Кармы, тестирующий обычные файлы-души, и не должен действовать – иначе он бы этот «бут-сектор» запорол в момент! Опять же, не исключено, что именно там и сидит наш разлюбезный приятель-вирус – иначе почему эта «тест-программа» его до сих пор не вычислила?!
Так, это уже интереснее.
Теперь – где этот самый загрузочный сектор местного винчестера может располагаться? Географически и, так сказать, ментально?
Варианты «на том свете», «в раю», «в аду», «в Нирване» и «у черта на куличках» не рассматриваем.
Стоп!
Те, кто «ловит У», то бишь просветление, и входит в Систему – через что они в нее входят?
Да через этот самый загрузочный сектор и входят!
Вопрос: где людей готовят к просветлению, помогают идти вперед по Пути и где они это треклятое просветление в конце концов обретают?
Ответ: в монастырях!
В монастырях!!!
И чем известнее и «святее» монастырь, тем скорее он может претендовать на роль бут-сектора (или его части)!
Да, все сходится.
И тут память услужливо подсунула мне последний недостающий фрагмент: ведь сколько раз слышал я разговоры, что в монастыре у горы Сун, знаменитом Шаолине, и слыхом не слыхивали о «Безумии Будды», бесах, призраках и прочих непотребствах!
«Святое место! Святые люди!» – с благоговением и завистью шептались крестьяне и лавочники.
Может, и святое. А может, именно там и окопался таинственный «вирус», заблокировавший вокруг себя все тест-программы, создавший собственную защитную оболочку, сквозь которую не могут пробиться ни тесты, ни вторичные эффекты его же разрушительной деятельности.
Очень похоже было, что Система «глючила» по всей Поднебесной за исключением монастыря у горы Сун.
И я понял, что нам надо туда.
До сих пор не понимаю, как нам удалось добраться до Хэнаня и подойти к подножию горы Сун.
Но мы, я и мой мальчик, это сделали.
Где я и выяснил, что это только так говорится: «обитель близ горы Сун». А на самом деле это целая гористая цепь на юге Хэнаня, в уезде Дэнфэн, и именно цепь носит название Сун-шань, а сам монастырь расположен ближе к вершине одной из гор, прозывающейся Шаоши. Впрочем, вся эта совершенно никчемушная информация лишь подтвердила общее правило: люди склонны упрощать, а потом забывать, что правда совсем иная, нежели та, к которой все привыкли.
Короче, пришли и пришли.
Представляю недоумение монахов-стражников, когда к внешним воротам приблизился оборванный дурачок-десятилеток, скрестив ноги, уселся прямо под цветущей ивой – пух осыпал нас щекочущей нос пеной – и принялся играть на свирели.
Цин, оставшийся после слепца-гадателя, пришлось продать по дороге.
Свирель звучала почти до заката.
Наконец один из монахов-стражников подошел ко мне и моему мальчику, остановился в двух шагах и насмешливо прищурился.
– Оборвыш! – сказал этот монах, ужасно напоминавший покойника Десантуру. – Сидя здесь и дудя в эту дудку, ты надеешься выклянчить немножко еды?
Было видно, что, получив утвердительный ответ, монах расщедрится на лепешку.
– Лысый осел! – ответили я и мой мальчик. – Стоя здесь и подпирая эти ворота, ты надеешься достичь Нирваны?
После чего мы встали и ушли не оглядываясь.
Хотя лично мне очень хотелось оглянуться и полюбоваться выражением лица стража.
Назавтра мы снова сидели под ивой и играли на свирели.
Монахи молча слушали, приоткрыв воротные створки.
К вечеру они вынесли плошку с похлебкой, полторы лепешки и пучок зелени; поставили это рядом и опять же молча удалились.
Так продолжалось около недели.
И всю эту неделю я не испытывал никаких проблем ни со здоровьем, ни с душевным равновесием, что еще раз подтверждало мои догадки: в монастыре Шаолинь кроется загрузочный сектор здешнего кармо-компа или гнездится поразивший его вирус (впрочем, одно другому не мешает). Если только местные святоши и впрямь не сумели достичь такого уровня недеяния и заархивироваться, что в результате ими теперь не интересуется ни одна из кармических тест-программ вселенского макро-компа!
Когда мы, я и мой мальчик, в очередной раз расположились под ивой, из ворот вышли двое и направились к нам.
Высокий худой старик, похожий на журавля; и огромный детина самого свирепого вида – оба в шафрановых рясах.
– Отрок! – ласково поинтересовался старик. – Позволишь ли ты бедному монаху задать тебе один вопрос?!
Я и мой мальчик были далеки от того, чтобы обмануться этой ласковостью. От старика через минуту вполне можно было ожидать приказа стражам спустить нас с лестницы. И приказ начинался бы: «Бедный монах стократно сожалеет о…»
– Чем сходны отроки и старики? – бросил я, равнодушно глядя перед собой. – Одним: и те, и другие спрашивают словами.
Похожий на журавля старик ласково смотрел на меня и моего мальчика.
И я пока не мог истолковать смысл его молчания – но приказ спустить нас с лестницы, похоже, откладывался.
– О чем ты будешь спрашивать? – добавил я после того, как мой мальчик исполнил на свирели сложнейший пассаж из «Напевов хладной осени». – Если кто-то спросит меня о том, где и как искать Будду, в ответ я предстану перед ним в состоянии чистоты. Если кто-то спросит о бодисатве, в ответ я появлюсь в состоянии сострадания. Если меня спросят о просветлении, я отвечу состоянием чистого таинства. Если меня спросят о Нирване, я отвечу состоянием умиротворенного спокойствия. Но…
Я выдержал длинную паузу.
– Но боюсь, что все это тоже слова; также боюсь, что спрашивающий бессмысленно вытаращится на меня, раскрыв рот. Тогда я отвечу ему, что осел не может выдержать пинка слона-дракона, и позволю ему уйти с воплями: «Я познал Чань, я познал Путь!» Так о чем же ты хочешь спросить меня, человек, похожий на журавля?
