Он повиновался, разделся с медлительностью улитки, скрипнул зубами, когда ткань коснулась искалеченной ноги, и вздрогнул, когда холодная вода обожгла кожу. На правом плече у него была вытатуирована рыба с длинным хвостовым плавником оранжевого цвета. Он исхудал, но чистая одежда придала его телу некоторое достоинство, что огорчило Лин: теперь держать его в этом подземелье стало еще сложнее. Но что делать?
– Сейчас вы снова наденете наручники. На одно запястье, этого будет достаточно. И я хочу услышать щелчок.
Он подчинился и бросил ей ключ еще до того, как она потребовала сделать это. Лин придвинула к нему еду и воду.
– В следующий раз принесу шину для вашей ноги и медикаменты, чтобы облегчить боль от переломов, думаю, у меня все есть. Мой муж время от времени калечится на своей парусной тележке. В любом случае ничего другого для такой раны мы не придумаем.
– Когда вы вернетесь?
Лин чувствовала себя слишком обессилевшей, слишком податливой. Ей следовало уйти. Она поспешно затолкала грязную одежду в сумку, застегнула молнию и направилась к выходу, даже не взглянув на Джордано.
– Лин?
При звуке своего имени она проявила слабость и обернулась.
– Не забывайте, что у меня, так же как у вас, есть дочь. И очень скоро она спросит про своего отца.
Ей не выдержать, если она останется еще хоть на секунду. Лин выскочила на лестницу. На этот раз он не умолял ее.
У нее за спиной царила полная тишина.
39
Душ обжигал затылок. Перед мысленным взором Лин то и дело возникало исхудалое тело Джордано, и эти картинки причиняли боль, как удар лезвием по глазам. Он говорил о совпадениях, о шапке, о своей работе, еще о чем-то. Все эти не зависящие друг от друга, но соединенные вместе подробности могли сделать его подозрительным. Но по существу он был прав: мы видим то, что хотим видеть. Потому что Джордано любой ценой должен оказаться виновен, а Сара – жива.
В сознании Лин спорили разные голоса. Один громко и яростно орал, что она удерживает безвинного, другой – что Джордано виновен. Хотя в чем? В том, что четыре года назад похитил Сару? Что убил ее? Это он-то, знаменитый сыщик судебной полиции?
Она надела свежую одежду: джинсы, свитер с воротником, ботинки – причесалась и внимательно рассмотрела себя в зеркале. Собственное отражение испугало ее. Яркий свет подчеркивал выпуклые скулы, обводил светлые глаза темными кругами. Непогода и недостаток сна пожирали ее, как огонь – ветхий листок бумаги.
Прежде чем отправиться в больницу, Лин поискала в интернете Натана Мирора, но не нашла ничего, ни единой строчки. Да кто же это такой, черт возьми? Джордано утверждал, что нашел его в полицейских картотеках. Был ли Мирор действительно там зарегистрирован, или же пленный сыщик все выдумал? Лин растерялась: проще всего попросить Колена разузнать что-нибудь, но не могло быть и речи о том, чтобы впутать его в эту историю и вызвать хоть малейшее подозрение.
А что, если это уловка Джордано, чтобы привлечь к себе внимание? Что, если этот тип ею манипулирует, как обычно делают сыщики во время допросов? Он назвал ее по имени, упомянул свою дочь, чтобы разжалобить. Умело взялся за дело.
Она колебалась, но желание узнать пересилило сомнения. Лин полистала записную книжку и связалась с Даниэлем Эвраром, лейтенантом судебной полиции Лилля, научившим ее стрелять из пистолета и консультировавшим по всем вопросам, которые касались судопроизводства и расследования. Не может ли он разузнать про некоего Натана Мирора? Не появлялось ли это имя в картотеке правонарушителей? Есть ли на него досье?
– Зачем тебе это надо?
– Один читатель заговорил со мной об этом на автограф-сессии. Когда-то давно он встречался с Натаном Мирором и помнит, что у того были какие-то неприятности с правосудием. А ведь я в качестве псевдонима использую его фамилию, вот мне и хотелось бы узнать о нем немного больше.
– Хорошо, посмотрю, могу ли я что-нибудь сделать. А ты-то как?
Они еще немного поболтали, Лин поблагодарила его и со вздохом облегчения разъединилась – он не упустил случая пригласить ее на стаканчик вина.
Выйдя из дому, она заглянула в почтовый ящик и обнаружила там посланный Пэм роман Мишеля Иствуда «Кровавое рондо». Взяв книгу в руки, она испытала странное чувство. Она прочла текст на четвертой странице обложки и была потрясена кратким содержанием: оно, вне всякого сомнения, содержало чертову тучу совпадений с ее последним романом.
Лин бросила книгу на пассажирское сиденье, рядом с пачкой памятных фотографий, и поехала в больницу. Передавая снимки медсестре, она объяснила, что они предназначены для упражнений с логопедом на восстановление памяти, и вошла в палату Жюлиана. Он завтракал. Не оставив ему никакого выбора, Лин отодвинула столик с подносом, прилегла рядом с мужем на больничную кровать и крепко обняла его:
– Я так нуждаюсь в тебе…
Лин умолкла, она могла бы часами лежать здесь подле него. Она поцеловала мужа. В этом пылком поцелуе проявилось ее страстное желание сообщить ему, что они, вероятно, держат взаперти негодяя, бывшего сыщика, который мог бы рассказать, где их дочь, что после стольких нескончаемых лет она, возможно, жива. Но существует столько же шансов, что они ошибались от начала и до конца, что они зря понадеялись. Надежда легко может вскружить голову.
Жюлиан ничего не сказал, он прижал ее к себе, и она почувствовала его эрекцию. Не дожидаясь, чтобы их тела воспламенились, Лин вскочила:
– Нельзя. Не теперь. И не здесь.
– А мне все-таки очень хотелось бы. – Жюлиан прикрыл глаза и демонстративно принялся шумно дышать. – Твой запах… Я узнаю его. – Он приподнялся на кровати и сел возле нее. – Вчера я скучал по тебе. Мы не виделись целый день. Отец сказал, что у тебя какие-то неприятности с издательством?
– Да, но ничего серьезного.
Он взял ее за руку:
– Врачи говорят, что скоро отпустят меня. Завтра уж точно. По их мнению, домашняя обстановка ускорит выздоровление. Но при одном условии: чтобы я ежедневно приходил в отделение реабилитации к логопеду и чтобы кто-то первое время заботился обо мне дома. Ты ведь не уедешь?
– Конечно не уеду. После того, что произошло, у нас с тобой как-то все разладилось, но… мы начнем сначала, хорошо? Будто… новую жизнь. Завтра вечером Рождество… – Она сжала его ладонь. – Несмотря на все, что случилось, я хочу, чтобы это было прекрасное Рождество. Мы всегда так любили этот праздник. Твой отец тоже придет.
– Отлично. Вчерашний день я провел с ним, и… В общем, похоже, он тяжело переживает смерть моей матери. Я вижу, что у него появились черные мысли, ему не удается прийти в себя, да и моя потеря памяти не улучшает его состояния. Мне за него страшно.
– Именно поэтому мы не можем оставить его одного в рождественский вечер.
– Почему моя мать покончила с собой, Лин? Отец почти ничего не объяснил. Странно, стоит мне об этом заговорить, он замыкается, будто за этим кроется какая-то тайна.
