Так что предупрежденный об их приезде Колен, прежде чем сопроводить коллег на виллу, неохотно подготовил для них досье собственного расследования, поскольку между двумя делами прослеживалась очевидная связь.
Стоя посреди гостиной, Вик смотрел на хозяина. Колен уже рассказал ему, что тот вследствие нападения потерял память. Полицейский внимательно следил за делом Джинсона и знал, что несчастный отец непрестанно искал свою дочь и требовал ее тело, готовый даже вступить врукопашную. Нелепый задира с изможденным лицом, покалеченный жизнью, пассажир без багажа
[15]. Что же касается его жены Лин, то он был в курсе, что это пишущая под псевдонимом известная романистка, несколько книг которой ему уже довелось прочесть.
Колен держался на почтительном расстоянии, как положено профессионалу, но, как человек, молча страдал, что труп обнаружили, что он не знает об этом столько, сколько ему хотелось бы знать, что не может утешить Лин в своих объятиях, выразить ей свою поддержку, разделить ее скорбь. Не сейчас, не в присутствии всех этих людей. Тут она подняла на него – на них – взгляд и посмотрела на всех одинаково мрачно, словно эти мужчины представляли для нее одну общую массу: сыщики, делающие свое дело. Глаза Лин, глаза человека, который ожидает неизбежного, покраснели и опухли.
– Я хочу ее видеть. Я хочу видеть свою дочь.
Вик сжал губы.
– Она в Гренобле, в Институте судебно-медицинской экспертизы. Поймите, я должен быть с вами откровенен: вы ее не узнаете. Я… мне очень жаль. Тело сильно повреждено, нет никаких опознавательных признаков. Мы далеко не сразу смогли убедиться наверняка, что обнаруженная в багажнике девушка – та самая Сара, чьи фотографии имелись в распоряжении наших коллег. Прошло четыре года, изменилась прическа, а лицо…
Он умолк. Супруги тесно прижались друг к другу, словно пытаясь слиться в единое целое. Стена эмоций, с которой предстояло столкнуться обоим полицейским. Вик взвешивал каждое слово – сделать такое сообщение было невыносимо трудно, даже для него. «Тело сильно повреждено» – это, конечно, хорошая формулировка, притом что он помнил каждое слово судмедэксперта. Лучше бы этим родителям никогда не увидеть обнаженный труп своей лишенной лица дочери, лучше бы им не получать доступ к судебно-медицинским подробностям. За этим уж Вик проследит, хотя бы до суда, если они схватят всех виновных.
Лин боролась с дурнотой.
– Как это тяжело. Я… я вроде свыклась с мыслью, что она давно мертва, но события последних дней… у нас появилась надежда. Она едва теплилась, но она была.
Лин смотрела на них без враждебности, без гнева, просто в душе застыл огромный ком горя.
– Расскажите нам. Все расскажите.
– Мы обнаружили тело Сары без признаков жизни в багажнике автомобиля, угнанного с придорожной заправки между Греноблем и Шамбери. Мы полагаем, что смерть наступила именно в тот день, в начале недели. Вы вправе знать, что она была жестокой, но ваша дочь не страдала.
Он пропустил то, о чем счел необходимым умолчать, понимая, что каждая его фраза – это очередной удар и что смягчение истины – это ложь во спасение. Колен молча стоял слева от полицейских, он даже не достал свой блокнот. Жюлиан Морган одной рукой поддерживал жену, а другой гладил ее по спине. Взгляд у него был одновременно печальный и решительный, как у человека, который забыл, но хочет вспомнить.
– Вы поймали урода, который это сделал?
Ответил Вадим:
– Предполагаемый убийца вашей дочери покончил с собой прежде, чем мы смогли задержать его.
Новый взрыв эмоций у Лин, она старалась держаться, вслушиваться в каждое слово, не терять сознания. Она хотела снова увидеть Сару, путь даже в ящике морга, увидеть, как она выросла, какой молодой женщиной она стала. Четыре года, четыре проклятых года…
– Сейчас мы не можем сообщить вам, кто он, потому что ведется следствие, но это был совершенно заурядный тип, которого вы могли повстречать где угодно, даже не догадываясь, какой зверь в нем таится. Он жил в горах и имел серьезные психические проблемы. Знайте также, что ваш ребенок – не единственная его жертва. Предстоит идентифицировать еще много тел.
Лин прижала ладони к лицу:
– Этого не может быть…
– Мы понимаем, как вам трудно, но подробности ничего не дадут. Ответы будут, только дайте нам, а главное – себе, еще некоторое время.
Лин сделала глубокий вдох, чтобы удержать рыдания, снова рвущиеся из ее горла.
– Но почему? Почему Сара? Зачем он это сделал?
Помолчав, полицейский продолжал:
– В настоящий момент у нас нет ответов на все вопросы. Мы здесь потому, что и для вас, и для нас было важно, чтобы вы узнали. Мы с напарником намерены съездить в Гренобль, чтобы как можно скорее иметь возможность проинформировать вас…
Лин едва заметно кивнула. Видимо, таким образом она, несмотря ни на что, пыталась поблагодарить их.
– …Но у нас есть серьезные основания полагать, что действовавший подобным образом человек был не один. Есть в этой истории еще некто, называющий себя Профессором Мориарти. На нынешней стадии расследования мы мало знаем о нем, пожалуй, только то, что он крайне осторожен и расчетлив и что именно он давал приказания убийце. И вот в прошлый понедельник непредвиденное обстоятельство нарушило его грязные замыслы. Разобраться во всем этом, естественно, является нашей первоочередной задачей.
Солнечный луч плясал на полу, пересекая комнату по диагонали. Лин предпочла бы грозу, черное небо, снегопад. Как могло выглянуть солнце, когда ее дочь мертва? Как люди смогут смеяться, как через несколько часов они будут делать друг другу подарки, когда она окажется лицом к лицу с небытием, в беспросветном мраке? Такова была цена правды. Знать это означало прекратить умирать на медленном огне. Знание ставит вас перед омерзительным зеркалом вашего собственного существования. Как в случае с Барбарой.
Лин все никак не могла понять.
– А… Энди Джинсон?..
Вик опередил ее вопрос:
– Мы на постоянной связи с бригадой, которая ведет это дело. Лично я очень хорошо ознакомлен с ним…
Он предпочел не рассказывать о своих отношениях с убийцей, не сообщать, что именно он подсчитал волосы, и не упоминать о предложенной ему Джинсоном загадке. Кроме горстки следователей, никто не был в курсе.
– …Теперь очевидно, что насчет вашей дочери Джинсон солгал, она никоим образом не входила в число его жертв. Хотя он и утверждает обратное, но никогда не сможет указать место, где она закопана, потому что такого места не существует. Нам предстоит понять, почему он солгал и взял на себя это убийство. Это важная деталь, которой нельзя пренебрегать. Во всяком случае, несмотря на то, что дела представляются – я говорю именно «представляются» – независящими одно от другого, часть нашей бригады расследует прошлое обоих преступников, чтобы выяснить, не существует ли между ними какой-либо связи. Нам бы не хотелось что-то пропустить.
