Она надела пальто и взяла чемодан.
– Я на несколько дней возвращаюсь в Париж. Мне надо подумать.
Он, сгорбившись и безвольно опустив руки, печально посмотрел на нее:
– Значит, ты покидаешь меня в такое тяжелое время? Ты оставляешь меня наедине с моей треснувшей памятью? Мы с тобой связаны навсегда, ты что, уже забыла?
– Я не забыла. Нет часа, чтобы я не слышала этого проклятого звука ударов лопаты. Стоит мне закрыть глаза, я вижу раздувшееся лицо Джордано. Но завтра мне надо кое-что сделать. Надеюсь, поездка даст наконец ответы на мои вопросы. Чем бы ни завершилась эта мука, для меня сейчас нет ничего важнее.
77
Вскрытие закончилось, Вадим и Эр некоторое время назад покинули промерзший зал. Вечером 29 декабря Вик, засунув руки в карманы, в одиночестве стоял перед телом, обнаруженным в доме на окраине Вьенна. В ярком свете прозекторской нижняя часть трупа отливала голубым, словно выступая из чистой прозрачной воды. А верхняя напоминала выжженную землю, черную и красную, с нереальным рельефом.
Заключения судебно-медицинской экспертизы соответствовали картине с места преступления. Когда Офелия Эр вскрыла желудок, она сразу по запаху определила: виски. Несколько таблеток снотворного остались непереваренными. Тело не перемещали, и оно не имело никаких иных повреждений, кроме тех, что были вызваны падением в камин. Токсикологическое исследование должно было подтвердить то, что уже и так предполагал судмедэксперт: падение, спровоцированное употреблением смертельной смеси алкоголя и снотворного.
Выходит, Вик никогда не увидит лица этого человека. Почему Жорлен до последнего вздоха так остервенело стремился уничтожить все свои следы? С какой целью? Сыщик вспомнил про романы Лин Морган, подброшенные в библиотеку интерната. Про нападение на мужа писательницы. Задумался обо всей этой не поддающейся разгадке истории в Берке. Если Мориарти и впрямь мертв, то он оставил после себя чертовски трудную задачку.
Вик погасил лампы, погрузив труп в темноту, и остался в зале. Он не двигался, словно надеясь не спугнуть объяснения, которые вот-вот сами выскочат из мрака. Однако смерть предпочла не быть болтливой. Тишина раздражала Вика, и он вышел. Гренобль замело, с неба валились такие нежные хлопья снега, что Вику казалось, будто он вдыхает замороженную пыль. Осточертела ему эта зима, эти горы и все остальное. Что он вообще здесь делает? Корали… Она, только она одна теперь привязывала его к региону, где он прожил всю жизнь.
Когда его коллеги вернулись в дом Жорлена, Вик в ожидании результатов анализа ДНК пошел в кабинет и уселся в свое кресло. Сейчас он был не способен ни на что, кроме ожидания. Ему было необходимо последнее доказательство того, что человек из камина – это действительно Мориарти, он же Давид Жорлен, он же Люк Тома, он же появившийся неизвестно откуда и оставленный в помойке безымянной матерью мальчик. Четырехместная матрешка.
Родился в отбросах, умер в пепле.
Вик вздохнул. Хотя глава сети мертв, предстояло еще поработать. Заполнить зияющие дыры этого расследования, разобраться с темными местами. Обнаружить других возможных причастных, помимо троицы из Рош-Нуар. Повстречаться со всеми родителями, всеми близкими этих загубленных молодых жизней и дать им разъяснения. Вик не знал, хватит ли у него сил на пустую суету. Потому что именно так заканчивалась эта история: пустой суетой…
Новость пришла около шести вечера. Мандзато вошел в кабинет, с торжествующим видом размахивая документами:
– Это он, Альтран. Взятая на трупе из камина ДНК на сто процентов соответствует пробе Люка Тома тридцатилетней давности.
Вик изучил результаты, присланные из картотеки. Профили полностью совпадали, компьютеры подтвердили соответствие с генетическим отпечатком Люка Тома, с 2002 года имевшимся в картотеке. Вику пришлось признать, что на сей раз с человеком без лица, без семьи и без корней действительно покончено.
Он вернул документы начальнику и погрузился в размышления, неспособный слушать указания, бившиеся ему в уши. Потом… Оставшись один в своем кабинете, он потер глаза. Устал… Вконец измотался. Он уже представлял себе, что будет дальше. Придется сообщать приемной матери Люка Тома, кем был ее сын. Разговаривать с Морганами и всеми остальными родителями, ставить их перед лицом жестокой реальности. Голос отца Аполлины еще отчетливо звучал в его голове: «Вы можете находиться здесь, демонстрировать ваше поддельное сострадание, но вам чужда человеческая скорбь». Нет, он не был безучастен. Каждый раз, сталкиваясь с жертвой, он остро испытывал скорбь.
Монстры существуют, и они будут существовать всегда, независимо от его желания. Они будут продолжать пожирать жизни, что бы он ни делал.
Вик надел пальто и отправился в мерзкую торговую зону, где вот уже два месяца пытался выжить. Ничтожество. Существует ли лучшее определение для него?
Возле кофейного автомата в холле отеля он дожидался, когда Ромуальд закончит работу, чтобы сходить повидать свою собаку. Он так любил эту животину, что не расстался бы с ней ни за что на свете, но большую часть времени не помнил о ее существовании.
Английский кокер выскочил из будки и принялся благодарно вылизывать ему лицо и ладони. Большой шерстяной клубок с поразительным окрасом головы: слева черный, справа белый. А вокруг глаз цвета менялись местами. Вик обнял пса и в слезах упал в снег. Глядя в мутное зеркало своего существования, он громко и внятно произнес собачью кличку:
– Мам-Ам
[25].
78
Лин ехала на решающую встречу.
Одна в гнетущей тишине салона автомобиля, с выключенными радио и телефоном. Наедине со своей совестью, со своими подозрениями, со своей яростью. И своим страхом. Разумеется, ей было страшно. Да и кто бы не испытывал страх при мысли о встрече один на один с гнусным существом, покусившимся на того, кто ей было всего дороже, на ее дочь? Кто мог бы безбоязненно отправиться туда, где трагически завершалась «Последняя рукопись»? Как персонажи, встретившиеся лицом к лицу со стихиями, могли из этого выпутаться? Бессмысленно. Ее книги зачастую заканчивались плохо, потому что жизнь – это милость, ни больше ни меньше.
Лин вспомнила, что два года назад, когда роман еще только зарождался у нее в голове, она уже ездила по этой дороге, чтобы сориентироваться и иметь о ней представление. Она, успешная писательница, которая наслаждалась, наводя страх на читателей своими выдумками, пережила гораздо более закрученную и трагическую историю, чем ее самый адский вымысел. И вот сегодня вечером она набело сочиняет эпилог своей собственной драмы. И этот конец она не запишет на бумаге.
Очень скоро Лин ощутила на себе мощь стихии, способной задуть последнюю свечу цивилизации. Теперь ее окружала полная темнота, глухой мрак прибрежных скал и неба, обложенного тучами – предвестниками грозы. А ее собственное существование свелось к свету автомобильных фар на асфальте – двум желтоватым следам жизни. Быть может, Мориарти вообще не придет, быть может, эта одинокая поездка станет всего лишь дополнительным этапом ее крестного пути, но она чувствовала себя обязанной пройти его до конца.
