Когда туман перед глазами рассеялся, в зале никого не было. Каменная статуя молчала, только перемазанная кровью морда напоминала о произошедшем. Татуировка тоже вернулась на место: Змей убедился, что я в безопасности, и ушел. Я бросил взгляд на свою руку: по ощущениям, Маркус должен был отгрызть ее, но вместо культи я увидел только две пунктирные линии.
Послание было четким и ясным.
Долг принят.
Я вышел из храма и оглянулся на вырезанный над входом символ Судьбы. Оставалось только надеяться, что цена не окажется непомерно высокой…
Глава 15
Эйзенхарт
За остаток вечера и ночь к Виктору воспылали недобрыми чувствами не только сотрудники архива, но и его собственные коллеги. Со всей дотошностью он проштудировал относившиеся к совершенным за последние годы самоубийствам документы (к счастью архивных служащих, заинтересовавших Виктора дел оказалось немного – молодые девушки редко лишали себя жизни в Лемман-Кливе, еще реже так поступали богатые молодые девушки) и теперь выспрашивал подробности. Жаль, вопрос, не припоминает ли кто на месте преступления цветы, понимания среди детективов не находил. Равно как и уточнения, что за цветы это были и в каком количестве.
– Кажется, тот шутник его основательно достал, – прокомментировал деятельность Виктора Штромм, наливая себе кофе.
На всякий случай, чтобы все поняли, о каком шутнике идет речь, он кивнул на охапку распустившихся розовым веток, которые курьер оставил в общей комнате.
– Или он окончательно сбрендил, – возразил инспектор Вельке, недовольно оглаживая седые усы. – В конце концов, мы знали, что рано или поздно это случится. И вот: он считает эти цветы посланиями ему. Вздор!
– Я все слышу! – предупредил Виктор, заслоняя ладонью микрофон.
Инспектор фыркнул и с чувством собственного достоинства удалился. Оставшиеся в общей комнате переглянулись.
– Что там с посланиями? – поинтересовался комиссар Роббе, подошедший к концу тирады.
Виктор поднес палец к губам, показывая, что не может ответить. Берт пожал плечами:
– Эйзенхарт считает, что в букетах, которые ему приходят, зашифрованы сообщения, связанные с одним из прошлых дел.
– Кто-то ему мстит?
Невысказанное «опять» так и повисло в воздухе.
– Вряд ли, – улыбнулся Штромм. – Месть – это если б ему нож под ребра загнали. А это… Кто-то просто издевается.
Сам Виктор был слишком занят, чтобы возразить.
– Слушай, но ты даже не знаешь, о чем я хочу тебя попросить! – пытался убедить он Лидию, которая была не слишком рада звонку, разбудившему ее задолго до начала рабочего дня.
– Зато я знаю, что ты путаешь меня со справочной, – огрызнулась она. – Имей совесть, я тебе за эту неделю нашла информации на месяц чтения! Мэйбл уже подозревает, что я хочу занять ее место.
– Ты? Писать о слухах и кринолинах? Ни за что не поверю.
– Достаточно, что она в это верит, – отрезала Лидия. – К тому же от тебя я за это так ничего и не получила.
– Если дело в этом, то все можно исправить, – обрадовался Виктор. – Во-первых, ты знаешь, что Герге связан с двумя убийствами…
– Об этом все знают, – буркнула она. – После поспешного переезда леди Тенеррей в столицу и того вечера в «Савоне» все только о Герге и говорят. Кстати, помнишь, ты спрашивал меня о Хэрриет Лайонелл? Можешь представить, что у Герге была с ней интрижка? А ведь казалась такой тихоней…
– Во-вторых, – не дал сбить себя Виктор, – могу помочь тебе вернуть благосклонность Мэйбл. Она все еще ищет человека, сопровождавшего в «Савону» леди Гринберг?
– Лучше бы ты рассказал мне о своем расследовании, – проворчали на том конце провода. И после некоторых раздумий добавили: – Но я согласна и на это. Кто он?
– Некто Роберт Альтманн. Змей.
Было слышно, как перо царапнуло бумагу, пока Лидия записывала информацию.
– Я слышала, он из колоний. Что он делает в городе?
– Приехал к родственникам, – Виктор замолк, приближаясь к опасной территории.
– И? Кто его родственники?
Молчание по обе стороны телефонной линии стало красноречивым.
– Я, – наконец признался он.
– Что?
– Моя мать является младшей сестрой его матери, и так получилось, что…
– Скотина, – констатировала Лидия.
Виктор не обиделся, зная, что заслужил. Но по привычке попробовал опротестовать ее заявление.
– Почему? Я дал тебе его имя…
– Имя, которое я не могу использовать! Потому что, в отличие от кое-кого, выполняю обещания!
Это Виктор уже слышал. Во время их последней ссоры. Пытаясь отвлечь Лидию, он беспечно продолжил:
– В любом случае, так или иначе, но свою часть сделки я выполнил. Хотя бы выслушай теперь мою просьбу. Мне нужна информация о леди Эвелин Гринберг. Вся. Каждая мелочь… Алло?
Похоже, его слова остановили Лидию как раз в тот момент, когда она собиралась положить трубку.
– А ее ты в чем подозреваешь? – наконец заговорила она.
– Во многом.
Лидия беспокойно потарабанила ногтями по корпусу телефона. Виктор не сомневался, что она согласится: нюх на сенсации у Лидии был отличный, иначе девчонка из порта не сумела бы пробиться во «Флит и партнеры».
– Будет нелегко. До ее дебюта о ней никто особо и не знал: слабое здоровье, родные держали ее все время в деревне. А после… Про помолвку с Фрейбургом ты знаешь, ты расследовал его убийство. В остальном… Скажем так, есть причина, по которой о леди Эвелин не пишут в газетах.
– Какая же?
– Ее брат. Младший, Райнхардт, – уточнила она. – С ним… Что-то не так.
В принципе, фраза «что-то не так» обладала большим диапазоном, означая все возможное, от умственного заболевания до исходящей от мужчины угрозы. Судя по тону, Лидия имела в виду скорее второе.
– Вчера же написали, – возразил Виктор.
– Хочешь интересное совпадение? Райнхардта нет в городе.
– Еще любопытнее. Но «не пишут» ведь не значит «не знают»…
– Не значит, – согласилась Лидия. – Ты расскажешь все о своем нынешнем деле, – выдвинула она требования. – Дашь эксклюзивное интервью по окончании расследования. Разворот, не как в прошлый раз. Расскажешь, зачем тебе понадобилась леди Гринберг. И больше никаких «последних просьб умирающего».
– Хорошо, – покладисто пообещал Виктор. Последнее условие далось ему особенно легко: едва ли он успеет еще раз обратиться к Лидии за помощью. – Слушай, я должен идти.
Появившийся две минуты назад на пороге Брэм отказывался уходить и пытался что-то показать жестами. Быстро свернув разговор (а ведь впервые Лидия не убегала, оправдываясь срочными делами!), Эйзенхарт бросил ему:
