Не менее впечатляло и совещательное помещение. Его смело можно было назвать дворцовым залом – высоченный потолок, стены украшены фресками славных былых сражений. Каждая из них крупным планом изображала того или иного императора от Августа до Клавдия. (Катон заметил: сбоку от двери, через которую вошел Бурр, стена выскоблена до штукатурки, а на ней угольком нанесены контуры моложавого воина; похоже, пантеон воинской славы готовился пополниться Нероном.)
Бурр занял место непосредственно перед офицерским собранием и возгласил:
– Сила и честь! Друзья мои, собратья! С сердечной радостью приветствую ваше возвращение из Испании. Я уже составил разговор с вашим военачальником сенатором Вителлием, который сообщил мне, что вы и вверенные вам силы проявили себя в лучших традициях преторианской гвардии. Особенно похвально Вителлий отзывался о префекте Катоне, центурионе Макроне и солдатах Второй когорты, чья храбрость и решительность в обороне жизненно важного серебряного рудника потеснила войско мятежного Искербела. Насколько мне известно, Вителлий будет ходатайствовать перед сенатом о представлении данного подразделения к награде за безупречность службы. Префект Катон! Центурион Макрон! Прошу вас встать.
Переглянувшись с растерянным удивлением, оба встали и сконфуженно замерли. Надо сказать, что Вителлий был их давним недругом, который однажды даже пытался спровадить Катона с Макроном на тот свет. С чего бы ему, собственно, распинаться, пытаясь возвеличить их до статуса общественных героев?
– Рим перед вами в долгу, и вы по праву завоевали уважение всех нас, здесь присутствующих! – возгласил Бурр.
Зал затопал ногами, выражая солидарность со сказанным; дробный стук все рос, заполняя гулом зал. Кое-кто вслух выкликал имена триумфаторов, пока Бурр, возведя свою здоровую руку, не призвал собрание к спокойствию.
– Префект с центурионом хотя и переведены в гвардию недавно, но уже успели доказать свою доблесть. Нам, преторианцам, в самом деле за честь иметь в своих рядах таких людей. Лично я жду, что оба они еще добавят блеска репутации нас, преторианцев, как самой доблестной, самой отборной воинской силы во всей империи, а то и во всей ойкумене!
Офицеры снова затопали ногами, и Бурр кивком велел Катону с Макроном занять свои места. Когда шум унялся, он продолжил:
– Насколько вам, недавно вернувшимся из Испании, теперь известно, у нас отныне новый император. И теперь наш долг служить Нерону так же преданно, как мы до этого служили Клавдию. Те из нас, кто оставался здесь, в Риме, уже дали Нерону клятву верности, и я уверен, что и вы в полном своем составе захотите к ней присоединиться как можно скорее. Как раз для этого завтра утром состоится парад преторианской гвардии, в ходе которого те офицеры и солдаты, что пока еще не успели присягнуть, сделают это. Мы дадим им такую возможность. – Бурр отступил на шаг. – Есть ли какие-нибудь вопросы?
Краем глаза Катон увидел, как сбоку со скамьи поднялся трибун одной из когорт.
– Военачальник, известие о Клавдии мы услышали сразу, как только два дня назад прибыли в Остию. Но дошел до нас и слух о том, какая именно его постигла смерть.
Бурр смерил трибуна хладным взглядом.
– И что же это за слух, Мантал?
Трибун неловко поерзал.
– Поговаривают, что он был… отравлен.
– Вот как? Отравлен?
– Кем-то близким из дворца.
– Даже так? Может, и имя называлось?
На лице трибуна явственно различалось смятение.
– Прошу извинить. Я лишь повторяю то, что слышал.
– Так что же именно ты слышал, Мантал?
– Так, разговор в местной таверне… Какой-то пьяный крикун, только и всего.
– Что же именно сказал тот крикун? – настойчиво осведомился Бурр.
– Сказал… Сказал, что императора отравила Агриппина.
В зале нависла тишина, которую со змеистой улыбкой нарушил опять же Бурр:
– А ты сам веришь таким обличениям? Веришь, что верная мужу римская патрицианка могла совершить такое гнусное злодеяние? Веришь, спрашиваю, или нет?
– Нет, господин военачальник. Конечно же, нет.
– Тогда я рекомендую тебе впредь никогда не произносить в моем присутствии подобные несуразности. И ни перед каким другим преторианцем. Никогда. Ясно ли тебе это, трибун Мантал?
– Ясно, господин военачальник.
– Тогда будь добр, присядь. Я поговорю с тобою позже, и ты укажешь мне в точности, в которой именно таверне тебе довелось услышать эту оскорбительную историю. Если повезет, то мы сможем выяснить, чей именно гнусный язык произносил эти словеса, и тогда уж он ответит за свои крамольные речи.
Катон слушал все это со смутной тревогой. Так вот как знаменуется начало правления нового императора… Безжалостным подавлением любого несогласия и отлавливанием тех, кому хватает смелости хотя бы усомниться в способах, путем которых Нерон пришел к власти. Трибун Мантал теперь помечен; интересно, сколько времени понадобится Палласу, чтобы узнать о крамольной выходке и наказать виновника показательным образом?
– Громы Юпитера, – прошептал Макрон Катону на ухо. – Тебе не кажется, что это все же перегиб?
– Боюсь, ты прав, – тихо ответил тот.
– Я не подвизался хватать по тавернам пьянчуг. Мое дело оберегать Рим и сражаться с варварами. Только это, и ничего иного. А не всякий вздор.
Краем глаза Катон заметил, что на них поглядывают некоторые из офицеров.
– Катон, будет тебе… Сейчас не время.
– Какие еще будут вопросы? – хмуро спросил Бурр.
Среди сидящих поднялся еще один, на этот раз центурион – коренастый, с волчьей проседью; грубое морщинистое лицо обрамлено клочковатой щетиной. Этот, в отличие от предыдущего оратора, никакой нервозности не выказывал.
– Из нас здесь многие слышали о награде, которую император роздал тем, кто оставался в столице при его восшествии на престол. Годовая выплата солдатам и пятигодовая – офицерам. Это так?
Бурр вместо ответа ограничился кивком.
– Я слышал, уплачено было серебром новой чеканки, в день провозглашения императора.
– Да. И что?
– Да вот мне хотелось бы знать, когда эту награду получим мы. Те, кто был в испанском походе.
Зал оживился, загудел голосами. Взгляды многих устремились на военачальника в ожидании, что именно тот ответит.
– Императорский вольноотпущенник Паллас лично сообщил мне, что вознаграждение будет в максимально короткие сроки выплачено и остальной части преторианской гвардии. В настоящее время в казне, к сожалению, имеет место нехватка серебра. Однако теперь, с подавлением смуты в Асторге, поступление серебра из Испании ожидается со дня на день. В известной мере за это можно поблагодарить префекта Катона.
