С затиснутым в зубы стоном Катон встал и принялся стаскивать с себя панцирь, наручи и поножи. Все это он аккуратно разместил на крышке своего сундука, после чего надел плащ и вышел из казармы. Снаружи его сразу же опахнуло промозглым, с дождевой взвесью ветром. Накинув на голову капюшон, Катон повернулся и порывисто зашагал из лагеря в город, по направлению к дому Семпрония.
* * *
С часок ему удалось провести с Луцием в его комнате. Семпроний купил мальчику набор деревянных солдатиков, и на какое-то время Катон сумел забыть свои треволнения за игрой: он расставлял солдатиков на полу, а сынишка с веселым криком сшибал их своим мясистым кулачком. Спустя какое-то время Катон подобрал двоих солдатиков и стал повествовать Луцию о приключениях двух римских солдат, а мальчик молча слушал, теребя складки отцовой туники.
Наконец сынишка поднял на отца по-детски круглые, серьезные глаза.
– Папа солдат? – без тени улыбки спросил он.
– Да, – ответил Катон.
– Ты бьешь плохих людей?
– Да. И за это мне досталось вот что, – Катон показал на шрам у себя на лице.
Луций молча посмотрел, а затем поднял ручонку и провел пальцами по белесому рубцу и с гримаской отдернул ладошку.
– Дядя Мак-Мак тоже солдат?
– Да еще какой. Самый лучший из всех.
Мальчик подобрал одну из деревянных фигурок.
– Я тоже буду солдат. Когда стану большой.
Катон ласково взъерошил сынишке податливые волосы.
– Это дело подождет. Сначала подрасти.
Дверь скрипнула, и в комнату вошла Петронелла. При виде играющих на полу отца и сына она лучезарно улыбнулась.
– Прошу прощения, пришло время кормить молодого господина.
– Нет! – нахмурился Луций. – Я хочу играть!
– Ну-ка, ну-ка, – Катон погрозил сынишке пальцем. – Если хочешь стать солдатом, то сначала тебе надо научиться выполнять приказы. Особенно от такого строгого начальника, как Петронелла.
Луций скрестил на груди руки и насупился.
Катон, распрямив подзатекшие ноги, встал. Потянувшись, он подхватил сына, чмокнул в макушку и передал его няне.
– Господин будет ужинать с господином сенатором и Макроном?
– А Макрон что, разве здесь?
– Да, господин. Пришел еще за час до вас.
– И чем же он здесь занимался?
– Он-то? Судачил со мной на кухне, пока я варила кашу для малыша.
– В самом деле?
При мысли об увлеченности друга Петронеллой Катон не сумел скрыть улыбки. А что… Женщина дородная, привлекательная; как раз по нему.
– Если вы закончили судачить с моим доблестным центурионом, то попроси его прийти ко мне в триклиний. А также пришли с ним вина и какую-нибудь легкую снедь. Сенатор-то дома?
Петронелла покачала головой.
– Утром ушел в сенат, пока не возвращался. Как придет, попросит ужин. Я посмотрю, что можно будет приготовить для вас троих.
* * *
Появление друга в триклинии Катон встретил приветственным взмахом.
– Я и не знал, что ты примкнешь к нам скоротать вечерок.
– Да вот, – Макрон неловко пожал плечами. – Шел мимо, решил заглянуть, как там наш маленький герой…
– Только к нему? И ни к кому более?
Под смешливым взглядом друга Макрон хлопнул себя по ляжкам.
– Эхх… Ладно, сдаюсь: вообще-то заглядывал я к Петронелле. А что худого в том, что старый холостой солдат погреется у очага в женской компании? К тому же без необходимости за это платить…
– Ничего худого. Женщина она славная.
– Это точно. К тому же щедрая сердцем. И не только им.
– Это уж я подметил. – Катон, подмигнув, налил в чару вина и протянул Макрону. – На, угощайся.
С минуту они молча потягивали фалернское, после чего Макрон спросил:
– Я вижу, что-то случилось? Или мне кажется?
Катон еще по дороге решил рассказать другу о визите Палласа. Ветеран выслушал не перебивая, а затем протяжно вздохнул.
– Вот дерьмо.
– Не то слово.
– Что думаешь делать?
– А что тут особо поделаешь, когда на кону безопасность Луция? Впечатление такое, что со смертью Нарцисса мы лишь сменили одного подлого ублюдка на другого.
– И чем мы прогневили богов, что удостоились такой участи? – пробурчал Макрон, сжимая лапищей чару с вином. Посидев в задумчивости, он сказал: – Вот что. Луция надо увезти из Рима. Найти место, где он будет в безопасности. Там, где до него не дотянется Паллас. Тогда управы на тебя у него не будет. И ты сможешь четко указать, в какое место он может засунуть свое предложение.
Катон кивнул.
– Я тоже примерно так мыслил. Знать бы только, кому можно доверить приглядывать за Луцием… Что до сенатора, то он уже как пить дать под надзором соглядатаев Палласа.
Разговор прервал стук входной двери и голоса в атриуме. Спустя минуту в триклиний вошел Семпроний – жидкие волосы прилизаны дождем, плащ намок от разыгравшейся над городом непогоды.
– Вы оба здесь? Вот и хорошо. Сейчас обсушусь, переоденусь, и будем ужинать. Заодно поговорим. Ох и интересный же день был сегодня в сенате… На редкость интересный.
Вскоре он возвратился в свежей тунике. В это время один из кухонных рабов принес большой котелок тушеной оленины и черпаком разложил ее по трем чашам самосской керамики. Семпроний запустил в чашу ложку и выудил исходящий паром кусок мяса. Оно было еще слишком горячим, чтобы пробовать на вкус, и он аккуратно на него подул.
– Ты упомянул про твой день в сенате, – напомнил сгорающий от нетерпения Катон.
– Ах да… Ощущение такое, что кошка почти наверняка забралась в голубятню. Сначала голосовали за обожествление Клавдия. Речи, которые, собственно говоря, и можно было ожидать: какой великий вклад он осуществил во благо и безопасность Рима. Приняли единогласно, как и ожидалось. Хотя можно лишь представить, как Юпитер и прочие боги относятся к тому, чтобы мы, смертные, голосовали, кто из нас небожитель.
– Да, весьма самонадеянно с нашей стороны, – улыбнулся Катон.
– Точно.
Проголодавшийся Семпроний положил мясо в рот и стал торопливо прожевывать: кусок был все еще горяч. Наконец, проглотив, сенатор продолжил:
– М-м, вкусно! Даже очень… Но этот вопрос был еще сравнительно легким. А вот то, что последовало затем, накалило страсти. Разобрали несколько процедурных вопросов, затем общих. И вот, когда кое-кто уже собирался покинуть собрание, поднялся Граник и внес на обсуждение тот самый вопрос.
– Граник? Что-то я о таком не слышал…
