Асако Одзаки сидела за столом в углу, опустив глаза в пол. У нее были розовые тени на веках и ярко-зеленые контактные линзы, а из одежды футболка с группой «Бейбиметал», гольфы в шотландскую клетку и старые, видавшие виды «конверсы» — единственная молодежная вещь в ее облике. Все остальное прямо источало едкую иронию. Они устроились по обеим сторонам от девушки, Сакаи поставила на стол чашку какао.
— Асако, — начала она. — Я знаю, что ты не хочешь с нами разговаривать, так что у нас есть два варианта. Мы квалифицируем твою ночную шалость как незначительное правонарушение, и через десять минут ты свободна как ветер. Или же мы называем ее «преступлением на почве религиозной ненависти». А это, как ты понимаешь, повлечет последствия. Твое дело, конечно, но задумайся: 14-летняя ультранационалистка оскверняет дом зверски убитой семьи. Если мы станем развивать эту тему, пресса вцепится в тебя мертвой хваткой. Тебе это точно не понравится. Все твои тайны выйдут наружу, поверь, Асако. Мне этот путь не нравится. Лучше поговори с нами.
Девочка заморгала:
— О чем?
— О Кодаи Кийоте.
Асако скрестила руки на груди.
— «Рискованно рассуждать о счастье, которое не нуждается в словах».
Ивата фыркнул:
— Цитаты из Мисимы тебя не спасут, деточка. Если тебе нравится трахаться с мужиком, годящимся тебе в отцы, — ради бога. Но своим запирательством ты не поможешь Кийоте. Только себе навредишь.
Сакаи сверкнула на него глазами.
— Мы хотим только поговорить с ним, — улыбнулась Сакаи. — Кое-что прояснить.
Одзаки горько рассмеялась:
— Ну-ну. Слушайте, да я вообще не в курсе ни о какой убитой семье.
— Вот как? — Ивата поднял брови. — Может, ты не знаешь, кто такие Канесиро?
— Ну знаю, и что дальше?
— Еще скажи, что не нападала на Цунемасу Кане-сиро?
Девушка смерила его взглядом:
— Этот червяк унизил Кодаи, вот почему тот бежал из Токио. Думаете, я могла это проглотить? Может, я и малолетка, но эта корейская свинья меня недооценила. А Кодаи тут ни при чем.
Ивата потряс головой:
— Жаль, что ты пытаешься убедить нас, будто сама вырезала целую семью.
— Вырезала? О чем вы говорите! На него я напала, это да.
— То есть ты хочешь сказать, что не слышала об убийстве Канесиро? Ты что, газет не читаешь?
Девушка переводила взгляд с одного на другого.
— Да не знала я. Думала, они наконец съехали.
— Так когда ты на него напала? И где?
— Рядом с его работой. Недели три назад. Но похоже, вы и так все знаете.
Заговорила Сакаи:
— Ты говоришь, Киота уехал. И куда?
Ивате не понравилось, что она сменила тему разговора.
— В Ибараки. Его родители живут у горы Цукуба. Давайте, ищите его, мне плевать. Я тоже кое-что понимаю. Когда-нибудь он пожалеет, что бросил меня как тряпку. Кстати, знаете, в чем главное отличие между ними и нами? — Асако дернула подбородком в сторону Иваты. — Все мы сидим в дерьме, только они не тратят столько времени на нытье. Пошел он, Кодаи. Черт бы с ним. Но он никого не убивал, это точно.
Сакаи, еле сдерживая улыбку, подалась вперед и расстегнула наручники девушки. Та стала натягивать на покрасневшие запястья браслетики, а Сакаи, нависая над ней, сказала:
— Если ты солгала мне, я очень рассержусь.
Асако улыбнулась:
— Честно говоря, не хотелось бы.
— Ладно, ты свободна. И брось ты это дело.
Асако Одзаки поплелась к дверям, словно наконец-то закончилась скучнейшая лекция.
Сакаи отхлебнула нетронутое какао.
— Что ты на меня пялишься?
— Что ты вытворяешь? — спросил Ивата.
— Действую в рамках закона.
— А может, ты ее просто пожалела?
— Иди ты, Ивата. Она все нам рассказала.
— Она призналась, что испытывала ненависть к жертвам. Созналась, что напала на отца семейства. Она — член ультранационалистической организации. Где гарантия, что граффити — единственное, что она еще может выкинуть?
— Ну ладно. Расскажи Синдо, что подозреваешь малышку, а я отправлюсь на розыски Кийоты.
Ивата чертыхнулся себе под нос и поднялся. Он проводил Сакаи до машины и сел на пассажирское сиденье. Не реагируя на удивленный свист Сакаи, он опустил спинку и тут же отрубился.
* * *
Воскресенье. После молитвы Косуке полагалось свободное время. Одни мальчики играли на улице в пинг-понг, другие резались в вестибюле в карты. Ко-суке лежал на кровати и читал книгу. Он жил здесь уже третий год.
Насвистывая, руки в карманах, в спальне появился Кеи.
— Пойдем, чё покажу?
— Что?
— Хочешь или нет?
Косуке спрятал книгу под подушку и пошел за Кеи. Дойдя до низкого ограждения, они перепрыгнули через него и направились в лес.
Если они дойдут до высоких деревьев — они в безопасности. Так говорил Кеи, и Косуке верил ему. Другие мальчики не общались с Кеи, но того это не волновало.
Косуке наблюдал, как ловко Кеи шел по упавшему дереву, расставив руки словно канатоходец.
— Почему они не пускают тебя в лес?
— Меня? — Кеи улыбнулся и спрыгнул. — Не меня, а нас, Ивата!
— Ладно, нас.
— Из-за медведя. Во всяком случае, они так говорят.
— Медведя?
Кеи широко улыбнулся. Тонкие ветви над их головами стонали от тяжести выпавшего ночью снега. Каменистый холм был усеян побуревшей листвой. Щеки ребят алели, словно мухоморы. При дыхании наружу вырывались белые облачка пара и паутиной обволакивали их плечи. Где-то неподалеку слышался плеск воды.
— Кеи, как думаешь, там есть медведь?
— Может быть. — Он дернул плечом. — Но сучка сестра просто не хочет, чтобы мы делали что хотим.
Дойдя до вершины холма, они оказались на краю обрыва, а внизу, у подножия, переливалась серебром лента реки. От высоты у Косуке подкосились ноги. Как же больно будет при падении, промелькнуло у него.
Они двинулись по тропке вниз по течению. Кеи шел впереди, взъерошивая ногами палую листву и посылая ее целыми кипами вниз. Косуке следовал за ним по пятам, вдыхая аромат мерзлой земли. Небо начало темнеть, и по листьям зашелестел редкий дождик.
— Давай вернемся! — выкрикнул Косуке.
Кеи развернулся. Заведя руки за спину, он начал описывать по земле круги. Пародия на господина Иесуги вышла грубоватой, но блестящей.
— Господь — мой свет, мое спасенье! Кого страшиться мне? — С безумной улыбкой на лице он высоко подпрыгнул, разрезая ботинками воздух. — Господь дает мне силы! Кого страшиться мне?
