Косуке, развеселившись, решил тоже вступить в игру и стал намерять шагами круги.
— Когда пришли недобрые, чтобы съесть меня живьем, они споткнулись и упали, — продекламировал он с восторгом.
Кеи взобрался на камень и окинул взглядом лес, словно паству в часовне.
— НИКОГДА!.. Не бойся медведя. Ибо того, кто верует, никогда не сожрет медведь.
Когда пришли недобрые, чтобы съесть меня живьем, они споткнулись и упали.
Косуке привалился спиной к дереву и хохотал, держась за живот.
Таким невероятно торжественным и гордым Ко-суке ни разу до этого Кеи не видел.
После игры они спрятались в углублении холма и молча пережидали, пока не стихнет дождь.
Когда дождь наконец прекратился, уже почти стемнело.
Они отправились дальше кромкой обрыва по тропинке, которая становилась все уже и уже.
Пробираясь вперед, Кеи руками хватался за ветки. Здесь, в лесной чаще, всегда холодно, и сюда никогда не проникает яркое солнце.
Косуке услышал странный звук, который становился все громче: такой ужасающий грохот из глубины самой земли.
Ур р. Ур р. Ур р.
— Кеи! — позвал Косуке.
— Мы почти пришли, — ответил тот, не оборачиваясь.
Тропинка вдоль склона стала совсем узкой, только-только хватало места, чтобы им обоим встать рядом.
Кеи остановился. Он показал пальцем вниз, и Ко-суке посмотрел через его плечо.
На них уставился безумный, моргающий глаз водоворота.
Ивате захотелось убежать и больше никогда сюда не возвращаться.
Кеи же завороженно уставился вниз.
— Иногда он мне снится, — прошептал он.
И кружит.
И кружит.
И кружит.
Глава 12
Апельсин
Ивата и Сакаи подъехали к полицейскому отделению Цукуба-Кита в шесть вечера. Дежурный полицейский оторвал взгляд от своей манги.
— Сибуя. Первый отдел, — сказал Ивата. — Нам нужен адрес родителей Кодаи Кийоты.
— Не стоит их беспокоить. Он уже здесь, внизу. Мы взяли его за дебош в доме родителей.
Ивата и Сакаи переглянулись, их лица расплылись в улыбке. В маленькой допросной, расположенной в цокольном этаже, Кийота не мог унять дрожи. Мелкие, свинцовые капли пота покрывали его тело. Руки его сковывали наручники. Сакаи с грацией тигрицы пересекла комнату и включила таймер на часах. Ива-та, этакий усталый смотритель зоопарка, сел напротив задержанного и закурил сигарету. И нажал кнопку записи.
— Пятница, 25 февраля 2011 года, восемнадцать часов девять минут. Допрашиваемый Кодаи Кийота, возраст 45 лет, допрос в отсутствие адвоката.
Пару минут слышались лишь легкий шелест бумаги да дыхание курящего Иваты. Кийота сидел сгорбившись, обхватив голову руками.
— Эй, вы в норме? — наконец спросила Сакаи.
— Вполне, — процедил Кийота сквозь зубы.
— А на вид вам хреново.
— Господин Кийота, зачем вы приехали в Ибараки? — спросил Ивата с дежурной улыбкой.
— Это мой родной город.
— Вы живете в Токио.
— Приехал своих повидать, развеяться. Может, сообщите наконец, какого лешего здесь происходит?
Сакаи с силой ударила по спинке стула, и Кийота весь сжался.
— А ты будто не в курсе, гаденыш, — фыркнула она.
Кийота взглянул на нее покрасневшими глазами.
Ивата щелкнул пальцами.
— Не на нее смотри, а на меня.
— А чё это с ней?
— Кийота, не нарывайся. Сейчас у нас спокойная, вежливая беседа. Расскажи мне все про «Ниппон Кумиай».
Кийота отмахнулся:
— Я больше с ними не якшаюсь. И вообще, там полное дерьмо.
— Почему?
— Сплошная болтовня, а дела ноль, на все клянчат разрешение. Финансирование утекает сквозь пальцы. Я там только время потерял.
Сакаи фыркнула:
— Они с тобой, похоже, тоже. Плюс — сказали, ты никчемный алкаш и извращенец.
Кийота помрачнел, но промолчал. Ивата прокашлялся.
— Знаешь Юко Оба? И ее мужа, Тераи?
— Нет.
— А семью Канесиро?
— Да, мерзкие кореяшки. А чё?
Сакаи брякнула на стол свое удостоверение.
— Ну-ка прочитай вслух.
Кийота раскрыл документ:
— Норико Сакаи, младший инспектор. И чё?
— А ниже что?
— Полицейское управление Токио.
— То-то. Полицейское управление Токио. К твоему сведению, это синоним выражения: «Кийоту поимеют в задницу».
— Дай я объясню. — Ивата быстро взял документ со стола, протер рукавом и вернул Сакаи. — Мы можем припаять тебе неподчинение закону, и ты проведешь здесь еще двадцать три дня.
— Неподчинение?
— Плюс к сроку в двадцать один день, который тебе вынесли местные орлы за буйство в квартире твоих родителей. И здоровому мужику хреново пришлось бы, а уже тебе-то, в твоем состоянии… — Тут Кийота пнул по ножке стола.
— Я ничего не нарушал! Скажите, наконец, какого вам от меня надо!
Сакаи присела на край стола.
— Колись, Кийота, — ухмыльнулась она. — Рассказывай.
— Чё рассказывать-то?
— Ведь это ты их убил, да?
Кийота расхохотался:
— Кого? Всю семейку? Ага, и порезал в мелкий винегрет. Чего там, бросьте меня в камеру, и дело с концом.
Ивата затушил окурок.
— Вы не слишком удивились, узнав об их смерти, господин Кийота. Неужели в газете прочли?
— Вы из отдела убийств, задаете про них вопросы — я ж не идиот.
— Вы отрицаете причастность к этим убийствам?
— Блин, конечно отрицаю!
Сакаи спрыгнула со стола и начала ходить вокруг него кругами.
— Я расскажу тебе одну историю, Кийота. Иногда, имея дело с лгунами, мы проверяем их на мини-полиграфе. Но там все по-взрослому — куча проводов, специалист при аппарате, все дела. Но знаешь, на чем все прокалываются?
Кийота молчал.
— Мы сами им лжем. Говорим — пот влияет на результат, и отправляем их мыть руки. А сами бежим в комнату с мониторами, чтобы поржать. Лгун обычно шумно включает кран, потом сушилку — в общем, из кожи вон лезет. Но, конечно, руки он при этом не моет. Так что заруби себе на носу: мы чуем ложь. Носом чуем. Это для нас вопрос чести. А от тебя просто несет.
