— Но я нашел его, Сакаи! Я нашел Черное Солнце.
— Знаю. Поэтому и спрашиваю еще раз. Что теперь, Ивата?
Ивата закусил нижнюю губу.
— Дом Юми Татибаны находится под полицейским надзором, однако его снимут после дисциплинарного слушания. Думаю, именно туда Черное Солнце нанесет свой следующий визит. Но что делать прямо сейчас, я не представляю.
Он потряс пустым стаканом, и Сакаи потянулась через кровать, чтобы наполнить его, а Ивата наклонил голову вперед, пытаясь не смотреть на ее задницу.
— Отдаю тебе должное, — мягко сказала она. — Я и не думала, что ты сможешь. В смысле, найти его.
Ивата кивнул:
— Я знаю.
Они сидели рядом, думая каждый о своем и глядя, как дождь стекает по оконному стеклу. Прошло довольно много времени, прежде чем Сакаи вновь заговорила:
— Меня попросили свидетельствовать против тебя на слушании.
Ивата взглянул на нее, а затем вновь уставился в окно, задумчиво посасывая кубик льда.
— Что скажешь? — Она взглянула на него.
— Соглашайся — это неплохо для карьеры.
— Я, собственно, уже согласилась. Думаю, тебя это не удивляет. Ты с самого начала мне не доверял.
— Я никому не доверяю, Норико.
Она уставилась на него, удивленная тем, что он назвал ее по имени. Ивата допил виски и откинулся на подушку. Он чувствовал, что она смотрит на него, прямо в затылок. Где-то далеко внизу послышался слабый звук сирены, и окна окрасились мягким розово-синим светом.
— Ивата, скажи мне.
— М-м-м?
— Ты не задумывался, почему это дело поручили именно тебе?
Но он не ответил. Он спал.
* * *
Хирофуми Таба раздраженно постукивал ногами, глядя на календарь. 2009 год подходил к концу. Из-за своих габаритов обычно он не помещался ни в одном кресле, но это казалось ему особенно неудобным. Рядом сидел человек, одетый в свитер крупной вязки, с лица которого не сходила вежливая улыбка. Несмотря на его доброжелательный спокойный тон, это странное место не особо располагало к непринужденному общению. Таба решил, что собеседник своей внешней раскованностью специально пытается переключить внимание «клиента» на висящую перед ним картину с изображением горного ландшафта, и кивнул в ее сторону:
— Это поможет мне расслабиться?
— Мне просто нравится эта картина, — ответил мужчина с вежливой улыбкой.
Ландшафт на картине не походил на японский, скорее американский или европейский. Маленькая, заставленная полками с книгами и цветущими растениями комнатка выглядела довольно уютной. Однако в ней было слишком жарко.
— Господин Таба, когда отношения заканчиваются, вполне естественно появление травмирующих переживаний… смятения… противоречивых эмоций… — Психотерапевт задумчиво посмотрел в окно с таким видом, будто ему впервые приходилось иметь дело с подобными понятиями. — Мне бы хотелось, чтобы после нашей встречи вы уяснили для себя следующее: то, как вы реагируете на происходящее, идеально соответствует вашей ситуации. Это совершенно нормально.
Таба поднялся.
— Вы не против?
— Против чего?
— Если я открою окно.
— Я предпочитаю держать его закрытым, чтобы до клиентов не доносились звуки из внешнего мира и они не чувствовали…
— Знаете, вашего сегодняшнего клиента совсем не трогают звуки автомобильных клаксонов. Итак, вы не против?
— Да, пожалуйста.
Глядя на улицу, Таба вдохнул холодного воздуха. Интересно, подумал он, была ли замечена и как-то оценена эта его мини-истерика. Где-то внизу, на оживленном перекрестке, светофоры управляли движением постепенно слабеющего транспортного потока. Через дорогу, возле правительственного здания, собралась небольшая группка митингующих с плакатами — то ли в знак протеста против чего-то, то ли, наоборот, в знак поддержки чего-то. Деревья, растущие вдоль улицы, чернели пока голыми ветками. Энергичное сегодня утро.
— Господин Таба, я знаю, что этот опыт может оказаться для вас довольно неприятным. — Психотерапевту наконец удалось вновь изобразить прежнюю мягкую улыбку. — Но я попробую привести в норму ваши сегодняшние переживания. И знайте, все ваши чувства типичны. Что бы вы ни испытывали — облегчение, отчуждение, обиду, вину…
Таба сел обратно в кресло.
— Почему я должен чувствовать вину?
— Я не имею в виду, что вы должны испытывать какие-то определенные чувства. Я просто пытаюсь донести до вас мысль, что процесс расставания, для которого, конечно же, характерны свои критические точки и моменты разногласий, редко является результатом одного-единственного события. И редко возникает по вине одной стороны. Подобные ситуации часто развиваются годами, и важно знать, что в итоге оба совершенно закономерно оказываются на разных ступеньках своего жизненного пути.
— На разных ступеньках? То есть для моей жены было естественным трахаться с моим напарником?
Психотерапевт несколько мгновений покусывал губы. Конечно, Таба ничего не знал об этом докторе, однако распознать салагу был способен.
— Господин Таба, я просто пытаюсь подчеркнуть, что вам не стоит винить в произошедшем только себя…
— Черт, я же сказал, я и так знаю!
Психотерапевт, вымучивая очередную улыбку, щелкал кнопкой ручки.
— Вы сожалеете, что пришли сюда?
— Я получил на это прямой приказ начальника отдела, — сказал он, доставая сигареты.
Он протянул пачку психотерапевту и тут же закурил сам, не давая тому шанса возразить, что здесь не курят.
— Это очень смешно… Мой напарник трахает мою жену, я из-за этого расстраиваюсь, а теперь еще сижу у мозгоправа. У жизни отличное чувство юмора…
Психотерапевт пододвинул к нему пустой стакан — для пепла, а Таба уставился на горящий кончик сигареты, время от времени покачивая головой. Доктор застыл в ожидании.
— Итак, — наконец спросил Таба. — Сколько времени это займет?
— Каждый сеанс длится один час.
— А сколько их всего?
— Я понимаю, что вы хотите знать точно. Но терапия требует времени.
Когда психотерапевт начал разглагольствовать о стратегии дистанцирования и ошибочности взаимных упреков, Таба его уже не слушал.
Он вновь думал о дочери. Прочитав книгу о влиянии развода на детей, он представлял возможный исход в случае собственного развода — в книге это описывалось такими словами, как отрицание, отказ, гнев, реагирование, триангуляция и проекция. Значений большинства из них он не знал, однако понимал, что разлука с ним расстроит Хосико. Ему хотелось уберечь ее от этого, но не в его силах было изменить случившееся. Того, что наделали Хосико и Ивата.
