— Что происходит со всеми везунчиками? Везение заканчивается.
— Продолжай.
— В 1994 году Акаси поручили возглавить инфильтрационное подразделение — работающее полностью на нелегальном положении, хорошо финансируемое и имеющее право действовать как заблагорассудится.
— Инфильтрационное? Внедрение в организованную преступность?
Судзуки отрицательно покачал головой.
— В культовые организации.
— Зачем?
— Вся Япония была в то время напугана до усрачки. Секта «Аум Синрикё» совершила атаку в Мацумото и Токио с использованием газа зарин, а люди в полицейском управлении вдруг поняли, что у них нет инструкций для работы в таких ситуациях. Пару лет после этого я не видел Акаси. Не знаю, что случилось с инфильтрационным подразделением, но пара культовых групп была разгромлена, а их члены — осуждены.
— И что потом?
— Акаси вернули в наше подразделение. Нам дали дело, которое никто не хотел брать. Один урод убил трех детей, а затем просто исчез с радаров. У нас еще не было такого сложного дела, однако в конце концов мы смогли установить его личность — его звали Мацуу.
Ивата почувствовал внезапную тяжесть в груди. Он вспомнил, как, в первый раз сидя в кабинете Синдо вместе с Сакаи, услышал ее вопрос: «А как же дело Такары Мацуу?»
— Мацуу? — повторил Ивата.
— Да, именно так его звали. Мы нашли каждую «крысу» в Японии и заплатили каждому придурку-стукачу. В конце концов нам удалось сцапать Мацуу в каком-то грязном поле в провинции Тиба. Мы решили, что он прячется в хижине. Акаси велел нам оставаться снаружи, а сам зашел внутрь. Через десять минут вышел один. Сказал, там никого нет. После этого случая Акаси словно перестал быть самим собой. Казалось, что-то поедает его изнутри. Примерно в то же время у нас начала падать раскрываемость. Мы стали принимать «подарки». Мы влезли в долю нелегальных казино. Мы задолжали деньги не тем людям — таким, кому плевать, есть у тебя полицейский значок или нет. Как говорится, одно потянуло за собой другое…
— Подожди-ка. Такара Мацуу?
— Точно. Так этого ублюдка и звали.
Ивата покачал головой:
— Но его же нашли. По крайней мере, так считалось, пока его вновь не объявили в розыск несколько недель назад.
Судзуки пожал плечами.
— Полагаю, его должны были поймать. Но я не в курсе нынешней повестки, ты же понимаешь.
— Если он убил трех детей, как он вообще выбрался из этой истории? Его должны были повесить!
— А хрен его знает. Видать, повезло с адвокатом.
С этими словами Судзуки допил свое пиво.
— А такие в этой стране еще встречаются. По всей видимости, Мацуу отсидел свой срок, а затем, после освобождения, стал информатором. И тогда понятно, почему его не могут найти. Стукачей никто не любит.
— Но кого и о чем он мог информировать?
— Это ты кумекай сам. А сейчас — хочешь знать, что случилось, или нет?
— Хочу.
— Наши взятки становились все больше, так же как и риски. Мы пустились во все тяжкие и стали охрененно богатыми. Перестали заниматься инсценировками захвата наркопритонов. Дела пошли серьезные — подтасовка голосов на выборах, подделка результатов публичных торгов, жилищные проекты. Мы оказались так глубоко внутри якудза, что могли целыми неделями не показываться в участке. У нас не было татуировок, но мы знали, в кого превратились.
— И что дальше?
— Номура, чертов ублюдок. Как-то раз он приходит к Акаси и говорит ему, что больше не может этим заниматься, что хочет уйти. Он говорит, что не хочет стоять перед дилеммой — убить или оказаться убитым. Акаси обнимает его, что-то шепчет ему на ухо и провожает до двери. А едва Номура поворачивается к нему спиной, Акаси перерезает ему глотку.
Судзуки посмотрел на потолок, где крылья вентилятора медленно дробили маслянистый воздух.
— Думаю, что тогда я и понял, чем все закончится. Однако Акаси, как обычно, смог все рационально объяснить. Он сказал, что рано или поздно Номуру допросили бы сотрудники комиссии по этике, раскололи бы его, и мы бы оказались в жопе. Я поклялся никому не говорить о случившемся, и мы несколько месяцев пытались не гнать волну. Забавно, но Акаси оказался прав. Полицейское управление решило основательно прибраться в доме. Однажды утром я проснулся оттого, что мне прямо в рожу светит фонарь — за мной пришли мои собственные коллеги.
Судзуки заказал еще пива.
— Хочешь знать, что было дальше, инспектор? Сначала тюрьма, потом автомобильный завод, а далее — парк.
Ивата покачал головой:
— Стало быть, ты хочешь сказать, что Хидео Акаси, помимо всего прочего, был убийцей. Ты в этом уверен?
— Я учился с Номурой в полицейской академии. Когда видишь, как хладнокровно убивают твоего кореша, тут сложно дать иную трактовку. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Как же Акаси удалось выбраться из этой истории?
— Он представил дело как месть якудза. Нашел какого-то простофилю, кандидата на виселицу, а мы оба дали нужные показания. И все. А что касается остальных косяков, то Акаси все свалил на меня. Возможно, он сам инициировал разбирательство в комиссии по этике.
Судзуки провел грязным пальцем по горке табачного пепла и глубоко вздохнул. Ивата посмотрел на часы и встал.
— Я должен идти. Спасибо за потраченное время. Позаботься о себе, Судзуки.
Он открыл скрипучую дверь.
— Инспектор, — сказал Судзуки. — Ты думаешь, что он спрыгнул, потому что пытался от кого-то сбежать?
Ивата кивнул.
— Тогда это мог быть только дьявол собственной персоной.
— Почему?
— Потому что единственным человеком, которого боялся Акаси, был сам Акаси.
* * *
Быстро мчась по серым артериям Токио, Ивата постоянно бросал взгляд на часы на приборной панели. Время истекало. Зазвонил телефон.
— Хатанака?
— Ивата, я у Радужного моста. Контора охраны закрыта. Но не волнуйтесь, я не уйду, пока не раздобуду все записи с камер.
— Молодец, сынок. Если будет нужно кого-то разбудить, не стесняйся.
— Вы нашли Судзуки?
— Да, и его рассказ подтверждает наши подозрения: так или иначе Акаси играет во всем этом ключевую роль.
— А куда вы направляетесь сейчас?
— В Центральный архив управления. Хочу найти информацию о парне по имени Такара Мацуу. Перед тем как Сакаи поручили дело Черного Солнца, она занималась его исчезновением.
— Вы не хотите ей позвонить?
— Нет. Я узнал, что и Акаси перед смертью вел дело Мацуу. Каждый раз, когда я упоминал его имя, Сакаи замолкала. Здесь что-то не так.
