Одна из причин того, почему Пьер так оттягивал операцию, даже после женитьбы, заключается в следующем: Ренуар, воспользовавшись своими связями, пытался выйти на доктора Антонена Госсе из Французской медицинской академии – он тогда считался лучшим хирургом страны
[1430]. За несколько дней до свадьбы Андре разговаривал со своим знакомым, знавшим доктора Госсе: «Я через знакомого спросил у Госсе, что он думает, и он предложил свои услуги»
[1431]. Кончилось дело тем, что доктор Госсе провел целый ряд небольших операций, – первая из них состоялась через полгода после ранения Пьера. 25 марта 1915 года Ренуар сообщает Жоржу Дюран-Рюэлю: «Сегодня Госсе будет делать Пьеру операцию»
[1432]. Через месяц Ренуар пишет Андре: «Пьеру предстоит еще одна операция, на днях, примерно через неделю. Все идет хорошо»
[1433]. Еще два месяца спустя Ривьер сообщает Ренуару: «Сегодня днем минуточку поболтал с Пьером по телефону. У него все хорошо; по словам хирурга, рука поправляется»
[1434]. Госсе спас Пьеру руку, но она усохла и не двигалась. Он научился писать левой, но ни ездить верхом, ни держать шпагу уже не мог. Что касается других ран, время от времени у него начинала болеть нога, мешая ходить. Кроме того, его всю жизнь мучили боли в области живота – приходилось носить корсет
[1435]. Возможно, из-за ранения в живот у него развилась импотенция, поскольку других детей у супругов не было.
После тяжелого ранения Пьер не без радости уволился из армии и вернулся к семье и карьере. Что же касается Жана, то он в свой 21 год пока еще не был ранен и рвался в бой. 20 января 1915 года Кассатт пишет своей подруге Хейвемейер: «[Жан] прислал жизнерадостное письмо, полное фронтовых шуточек и насмешек над тяготами походной жизни»
[1436]. В том же месяце Жан прислал письмо своему крестному Жоржу Дюран-Рюэлю, а тот сообщил Ренуару: «Получил два-три письма от Жана, который, как мне кажется, по-прежнему очень доволен и считает, что все идет хорошо»
[1437]. Служебное рвение Жана было вознаграждено – 20 февраля 1915 года ему присвоили звание старшего лейтенанта и перевели в элитную роту альпийских стрелков – подразделение легкой пехоты, которое готовили к боевым действиям в горной местности. Притом что Жан перешел в пехоту, официально он продолжал оставаться драгуном, то есть кавалеристом. Две недели спустя Кассатт написала Полю Дюран-Рюэлю: «Позавчера виделась с Ренуаром. Как Вам известно, сын его – старший лейтенант альпийских стрелков, элитного батальона, где служить очень опасно. Он [Ренуар] страшно горд, но тревожится о его будущем»
[1438]. 25 марта Ренуар пишет Жоржу Дюран-Рюэлю из Каня: «Вот адрес Жана: старший лейтенант шестого батальона альпийских стрелков, вторая рота, посылать в Ниццу с пересылкой на фронт»
[1439].
Весной 1915 года Жан получил увольнение и приехал к родным в Кань. 16 апреля Ренуар сообщает Андре: «Дорогой друг, Жан отбыл в Жерардмер. С ним там 250 альпийских стрелков. Мне говорили, что ненадолго… Как летит время, несмотря на все невзгоды. Р.»
[1440]. 21 апреля Жан с однополчанами прибыл в штаб своего батальона в Жерардмере в Лотарингии. Там они пробыли недолго, их перебросили за 757 километров на фронт, который проходил тогда по долине неподалеку от Мюнстера в Эльзасе, входившем в состав Германии. 27 апреля 1915 года Жан был ранен в бедро пулей немецкого снайпера. В интервью 1968 года он вспоминает об этом так: «Баварский пехотинец прострелил мне ногу»
[1441]. Сын Жана Ален впоследствии утверждал, что отца, по его собственным словам, «подстрелили, когда он пошел отлить»
[1442]. Из Эльзаса Жана отправили обратно в Жерардмер, за 757 километров, в госпиталь. Медицинская выписка в его военном билете гласит: «Справка о пребывании в госпитале; старший лейтенант Ренуар Жан, гвардия, шестой батальон кавалерии; тип раны: подвертельный перелом левой бедренной кости от пулевого ранения около 27 апреля; укорочение [бедренной кости] примерно на 4 сантиметра». Дата подтверждается военным билетом: «Пулевое ранение 27 апреля 1915… непригоден [к военной службе] в течение полугода»
[1443]. Через месяц после ранения Жана Ренуар пишет одному из сыновей Бернхайма: «Дорогой Гастон… Жан тяжело ранен, пуля вошла в переднюю часть бедра и вышла через ягодицу, перебив бедренную кость в верхней части. У него сильные боли, несколько месяцев придется провести в полной неподвижности. Попади пуля сантиметром выше, он погиб бы. Как ему повезло. С наилучшими пожеланиями, Ренуар»
[1444].
Алина поспешила в Жерардмер, чтобы быть рядом с раненым сыном. В качестве великодушного жеста она спросила у директора госпиталя, не нужно ли им чего; администрация составила длинный список, и Алина привезла все указанное в своем автомобиле
[1445]. Она провела несколько недель в отеле неподалеку – ей не хотелось уезжать, пока состояние Жана не стабилизируется. В поврежденной левой ноге нарушилось кровообращение, она посинела, появились первые признаки гангрены. Чтобы избежать ампутации, врачи провели Жану операцию Ларуайенна
[1446]: сделали проколы в подвздошной области и в бедре, вставили туда резиновые трубки и стали промывать рану фильтрованной водой, чтобы выгнать гной и тем самым восстановить кровоток. Примерно 14 мая Алина пишет: «Дорогой Ривьер, вчера вечером Жану сделали серьезную операцию, она продолжалась больше часа. Когда его принесли обратно в палату, ему было очень плохо, я ушла сильно встревоженной. Поэтому сегодня утром я поспешила к нему, оказалось, что ему намного лучше, чем можно было надеяться. Температура в восемь утра была 37,4. Сами видите, совсем низкая. Врач, с которым я виделась вчера вечером, не стал скрывать, что состояние Жана по-прежнему очень серьезно. Остается опасность заражения, однако в случае дальнейшего улучшения через десять дней можно будет сказать, что он спасен. По счастью, на момент ранения он был совершенно здоров… Буду и дальше сообщать Вам новости, спасибо за все Ваши хлопоты, но я верю, что время работает на нас. С наилучшими пожеланиями, Алина Ренуар»
[1447].
