Кроме того, Ренуара поразила щедрость, проявленная Моризо в отношении дочери Малларме Женевьевы, которой тогда был 31 год, – Моризо подозревала, что та до сих пор не замужем потому, что Малларме, малообеспеченный школьный преподаватель, не может собрать дочери приданое. Моризо внесла в завещание новый пункт, по которому Женевьеве полагалось небольшое приданое. Ренуар высказывает надежду, что своей добротой Моризо «скорее всего, спасла это бедное дитя от одиночества. Небольшое состояние поможет ей выйти замуж»
[800]. Ренуар был очень тронут великодушием и предусмотрительностью Моризо в отношении собственной дочери, племянниц и дочери Малларме.
Жюли Мане в возрасте 16 лет. Ок. 1894. Фотограф неизвестен
Помимо прочего, переживать потерю Жюли помогало участие совместно с Ренуаром, Дега и Моне в подготовке ретроспективной выставки работ Моризо, которую Дюран-Рюэль устроил через год после смерти художницы, 5–23 марта 1896 года. Жюли помогала выбирать экспонаты и рамы к ним, планировать развеску и готовить каталог. Она записала в дневнике: «Очень трогательно, как месье Ренуар заботится о нас и как говорит о выставке маман»
[801]. Примерно в феврале 1896 года Ренуар написал Жюли: «Мой дорогой дружок… Теперь тебе следует заняться рамами; начни с основных вещей. Нужно будет повидаться с Брауном, фотографом, и выяснить, сможет ли он дать нам на время мольберт. На нем можно будет повесить некоторые рисунки и акварели, если получится. Будь добра, напиши Моне, чтобы он предоставил названия для каталога. Мы спешим, а я все еще дожидаюсь фотографа. Подумай о каталоге»
[802].
Жюли стала частой гостьей в доме Ренуаров. За пять лет, минувших со дня смерти матери до 1900 года, Ренуар, согласно ее дневниковым записям, приходил к ней семнадцать раз и иногда оставался ужинать. Одиннадцать раз они встречались у других – шесть раз в 1898 году у Бодо, дважды, в ноябре 1895-го, – у Дега, в декабре 1897-го – у Малларме, в январе 1898-го – у Руара, а в ноябре 1899-го – у Анри Лероля. Жюли девять раз бывала в мастерской у Ренуара. К нему домой она приходила, обычно вместе с кузинами, десять раз к ужину и семнадцать раз просто так. Кроме того, в ноябре и декабре 1897-го он трижды встречался с девушками в Лувре
[803].
Сблизилась с девушками и Алина. В октябре 1897 года она писала Поль: «Буйабес назначен на воскресенье, 31 октября, в полдень; пожалуйста, присоединяйтесь к нам, поскольку я устраиваю его в вашу честь. С наилучшими пожеланиями… и с изъявлениями дружбы всем вам трем. А. Ренуар. P. S. Если Шарлотта [Лекок] тоже сможет прийти, приводите ее»
[804]. Алина относилась к трем сиротам с исключительной добротой. Возможно, она и сама всегда хотела дочку, а может быть, стремилась подарить осиротевшим девочкам тепло, которого сама была лишена в детстве.
Кроме того, Жюли и ее кузины путешествовали вместе с Ренуарами – с июля по декабрь 1898 года они совершили пять коротких поездок продолжительностью от одного до трех дней
[805]. Ренуары приглашали их и в более длинные путешествия. Возможно, все началось тогда, когда Ренуар пытался помочь Жюли оправиться от удара. Первая такая поездка, двухмесячные каникулы в Бретани, с августа по октябрь 1895 года, состоялась всего через пять месяцев после смерти Моризо. Через два года Ренуары начали брать всех трех девушек в ежегодные длинные путешествия: в 1897 году, с 16 сентября по 19 октября, в Эссуа; в 1898-м, с 7 сентября по 24 октября, опять в Эссуа, а в 1899-м, с 28 июля по 12 августа, в Сен-Клу
[806]. И если в письмах Ренуара к его дочери Жанне постоянно упоминаются деньги, ни в его письмах к Жюли, ни в ее дневнике на эту тему ничего нет.
Ко всем трем девушкам Ренуар относился как к собственным дочерям, по мере сил оказывая им помощь и покровительство. Когда он пригласил их в июле 1895 года в Бретань, сам он с семьей уже находился там. Чтобы добраться до места, девушкам нужно было два дня ехать на поезде – Ренуар оставил семью и встретил их в конце первого дня пути. Жюли пишет: «Мы очень волновались, увидим ли месье Ренуара. По счастью, он ждал нас на станции Шатолен и отвез в отель, где мы провели ночь». Она добавляет: «Как это великодушно с его стороны приехать и встретить нас»
[807]. Через несколько месяцев, уже в Париже, она записала: «Месье Ренуар (у меня создается впечатление, что он – наш опекун) проводил нас до конки»
[808]. Во время этого путешествия Ренуар много раз изображал девушек вместе
[809].
Жюли обожала Ренуара. Она постоянно пишет о нем в дневнике, неизменно хвалит и ни разу не говорит ничего плохого. После поездки в Бретань она заметила: «Месье Ренуар все лето был так добр и очарователен; чем больше на него смотришь, тем отчетливее понимаешь, что он настоящий художник, первоклассный и невероятно умный, но при этом искренне простодушный»
[810]. Четыре года, проведенных в его обществе, не уменьшили ее восхищения: «[Ренуар] так интересно говорит. Какой ум! Он видит все вещи именно такими, каковы они есть, как и в своих картинах»
[811]. Под конец последнего их длинного визита к Ренуарам, в 1899 году, Жюли и ее кузины даже не хотели уезжать. Она грустно пишет: «Только что уехали от месье Ренуара, который был так мил, добр и весел все те две недели, которые мы провели в Сен-Клу. Он очень трогательно поблагодарил нас за то, что мы приехали. „Люди моего возраста редко бывают особо занимательными“, – сказал он. Мы жалели, что нужно уезжать, и надавали ему рекомендаций по поводу лечения в Эксе [на курорте Экс-ле-Бэн]»
[812]. За эти четыре года девушки даже перестали стесняться и стали давать Ренуару советы по поводу его работы. В августе 1899 года Жюли записала в дневнике: «Он заканчивает автопортрет, очень хороший
[813]. Первый, который он написал, казался грубоватым, слишком много морщин; мы настояли, чтобы он убрал часть морщин, и стало гораздо больше похоже. „Кажется, мне неплохо удалось передать свои любопытные глаза“, – сказал он»
[814].
