Тем не менее Ренуар очень часто шел у Алины на поводу. Как и в прошлом, Алина продолжала настаивать на поездках к морю, хотя и знала, что Ренуару они не по душе. Летом 1895 года, когда Пьеру было десять лет, они сняли домик в Требуле, на заливе Дуарнен в Бретани. Ренуар жаловался Берару: «Меня удручает обязательное купание в море в конце месяца… которое, несмотря на свой ужас перед морским побережьем, я вынужден буду стерпеть»
[912]. Жюли тоже знала о неудовольствии Ренуара, она отмечает: «Он заходил в воду, чтобы поучить Пьера плавать и нырять, но там ему делалось все тяжелее, тогда как мадам Ренуар, запыхавшись после первых нескольких гребков, исполняла роль буя»
[913]. Три года спустя, в июле 1898 года, Алина, вопреки желанию Ренуара, снова пожелала ехать к морю – она хотела снять шале в Берневале под Дьеппом. Чтобы выбрать подходящее жилье, Алина решила съездить в Берневаль на день с Ренуаром, Жаном, Жюли, Жанни и Поль. Жюли записала в дневнике: «Месье Ренуару не хотелось снимать ни одно из этих кошмарных шале, а мадам Ренуар хотелось; в результате его сняли… Когда мы уезжали, Ренуар сказал нам: „Вам повезло, что вам не придется сюда возвращаться“»
[914].
Впрочем, Алина распоряжалась не одними только планами на отпуск. Ей нравилось жить в Эссуа, и она решила приобрести там дом. Супруги по-прежнему снимали жилье на Монмартре, на рю Жирардон, однако сумели скопить и на покупку сельского дома. 29 ноября 1895 года Жюли Мане записала в дневнике: «[Ренуар] вынужден ехать к жене на родину, чтобы купить там дом, который он не хочет покупать»
[915]. Тем не менее Алина убедила Ренуара приобрести трехэтажный сельский дом. На эту сделку ушел год, покупка состоялась в сентябре 1896 года
[916]. До того момента у Ренуара никогда не было собственного дома или мастерской; он всегда их снимал. Притом что мысль о покупке дома была Ренуару не по душе, в результате ему понравилось работать в Эссуа. Он часто писал холмы с виноградниками, сборщиков, несущих корзины на спине или толкающих тачки, женщин, стирающих белье в речке Урс. Алине Эссуа нравился даже больше, чем мужу. В 1898 году Ренуар пишет: «Моя жена все еще в родных краях, она неохотно оттуда уезжает»
[917].
Тем не менее в октябре 1896 году Ренуар снял в Париже мастерскую по адресу: рю ла Рошфуко, 64, в Девятом округе, – Жюли Мане описывает ее как «его великолепную мастерскую на рю ла Рошфуко»
[918]. В следующем году семейство переехало из дома на холме Монмартр вниз, в квартиру на той же улице в доме 33. Аренда новой квартиры обходилась в 2 тысячи франков в год, что было Ренуару вполне по средствам, поскольку выплаты его агента с 1 сентября 1896 года по 31 августа 1897-го составили 6680 франков
[919]. Она находилась в элегантном угловом здании, на последнем жилом этаже, куда нужно было подниматься по пяти пролетам винтовой лестницы. Всю квартиру окружал огромный балкон. При комнате Ренуара имелась ванная с унитазом, раковиной и холодным водопроводом. Для мытья горничные подогревали холодную воду на кухне и приносили ее в спальни. Комната Ренуара была смежной с Алининой, дальше коридор вел в комнату детей, дополнительную ванную, кухню, столовую и гостиную. В каминах, обогревавших каждую комнату, жгли дерево или уголь. Начиная с 1860 года парижские улицы освещались электричеством, однако в этой квартире было газовое освещение. Прислуга всех проживавших в доме семейств была размещена на шестом, неотапливаемом этаже, куда можно было попасть только по черной лестнице. Там было пять комнат для горничных, раковина со сливом, холодный водопровод и уборная в виде дырки в полу.
Все эти годы Ренуар продолжал рисовать и писать Жана – сохранилось как минимум шестьдесят картин, рисунков и гравюр, на которых Жан запечатлен с рождения до семи лет. Ренуар очень дорожил этими работами и сохранил у себя в мастерской четырнадцать изображений одного Жана и четыре – Жана с Габриэль. На первых работах Жан еще младенец. Потом это малыш в огромном белом кружевном чепчике, который сосет сухарик. Иногда он сидит с Габриэль за столом, они играют, читают или пишут. Ренуару нравилось изображать длинные шелковистые локоны, поэтому он запрещал стричь Жана. Когда Жану было два года, Жюли Мане записала в дневнике: «Жан очень похож на девочку»
[920]. Через год, в 1897-м, она восхищается его рыжими волосами: «Жан, с его рыжей головкой, такой милый на фоне пожелтевших деревьев»
[921]. Обожание, с которым Ренуар относился к сыну, сквозит во всех его работах; Жюли пишет: «Портрет Жана, в черном бархатном костюмчике с гипюровым кружевным воротником и обручем в руке, висит в гостиной. Прекрасная картина, можно принять его за маленького принца»
[922].
Жан был очаровательным ребенком, жизнерадостным, разговорчивым и забавным. Вот что пишет Жюли в декабре 1896-го: «Малыш неизменно любознательный, умненький и очень забавный. Примерил шляпу натурщицы, поиграл на скрипке, побаловался. Ему не нравится Моцарт, ей не нравится Моцарт»
[923]. В 1898-м, когда Жану было четыре года, Жюли записала по ходу поездки в Берневаль: «В 8 утра мы были на вокзале Сен-Лазар, где встретились с месье и мадам Ренуар и Жаном, который всю дорогу крутился, как дьяволенок, и расспрашивал женщину, путешествовавшую с канарейками, о ее жизни, зачем она едет в Дьепп и пр.»
[924]. Через несколько дней довольный Ренуар докладывает Жанне Бодо про ее крестника: «Жан красавец и страшный шалун», а два года спустя пишет ей же: «Жан стремительно вытянулся»
[925].
