На следующий вечер после моего приезда в Пуэрто-Рико поступил свежий выпуск журнала Life [49]. В нем была иллюстрированная статья обо мне и о книге «Обыграй дилера». Тогда же книга попала в список бестселлеров New York Times. Служащие казино стали меня узнавать. После того как в 4 часа утра казино закрылись, мы с М и N пошли перекусить вместе с несколькими их работниками. Мы узнали, что Салмон регулярно выигрывал на протяжении нескольких месяцев, но никто не знал точного размера его выигрышей.
Когда я спросил, почему его назвали «Салмон», мне сказали, что он похож на рыбу, плывущую против течения. «Но в конце концов мы его поймаем, – сказал один из управляющих казино. – Мы называем это словом larga». – «А мы говорим “со временем”», – ответил я. Впоследствии Салмон рассказал мне, что слово salmón на пуэрто-риканском жаргоне означает «придурок».
Уверенность работников казино в сумасшествии Салмона подкреплялась тем, как он разыгрывал некоторые руки. Иногда, ближе к концу колоды, он мог – по-видимому, в отчаянии или из отвращения – снова и снова прикупать к блэкджеку, в конце концов доходя до перебора. Так же он поступал с парами десяток или тузов. В других случаях он останавливался на паре двоек! Служащие казино снова и снова повторяли мне, что такое поведение могло быть вызвано только безумием.
Я только улыбался и говорил, что (им), конечно, трудно себе представить, чтобы такая игра могла закончиться чем-либо, кроме катастрофы. Я отмечал, что и моя базовая стратегия, и системы подсчета пятерок и десяток запрещают такую игру. Так был ли Салмон сумасшедшим? Ничего подобного.
Салмон разыгрывал «эндшпиль», описанный в первом издании моей книги (см. также главу 8). Начнем с примера. В пуэрто-риканских казино раздают сдвоенную колоду до самого конца. Однако последнюю карту этих двух колод не разыгрывают, а возвращают в колоду. Предположим, что сумма простого подсчета очков равна, например, – 8, а в колоде осталось (приблизительно) 16 неразыгранных карт. Вспомним, что Салмон занял весь стол своими огромными стопками фишек. Поскольку за столом всего семь мест, на каждой раздаче он может разыгрывать от одной до семи рук. Пусть он делает, скажем, четыре ставки по одному доллару (мы помним, что колода находится в невыгодном состоянии). Считая и его карты, и карты дилера, на этой раздаче из колоды выходят десять карт. Предположим, что на первую руку Салмона приходит (10, 10), на вторую – (Т, 10), а на остальные руки – мелкие карты. Он прикупает к (10, 10), пока не переберет. Затем, если это возможно, делает то же на (Т, 10). После этого он прикупает к рукам с мелкими картами, не перебирая ни на одной из них. Когда колода заканчивается, использованные карты перетасовывают. Карты, разыгранные на руках (10, 10) и (Т, 10), попадают в эту перетасовку. Стол остается завален мелкими картами, которые в нее не попали.
Следующая раздача производится из шуза, бедного мелкими картами. Салмон ставит по пятьдесят долларов на каждую руку и играет с преимуществом. Его преимущество в среднем сохраняется до конца сдвоенной колоды. Ближе к ее концу он снова использует эндшпиль, чтобы определить, каким будет состав следующего шуза.
Салмон специально проиграл несколько ставок по одному доллару, чтобы выиграть несколько ставок по пятьдесят. А в казино решили, что он сошел с ума.
Мы тут же взяли тактику Салмона на вооружение. И на протяжении нескольких вечеров в разных казино можно было видеть одного, двух, а то и трех специалистов, проходящих к свободным столам сразу после открытия. Эти «специалисты» покрывали столы огромными неравными стопками фишек и принимались играть, ставя за раз от одной до семи ставок. Пуэрто-риканские дилеры работают очень быстро (в среднем, по-моему, гораздо быстрее, чем дилеры в Лас-Вегасе). Однако каждый из нас мог играть еще быстрее, чем самый быстрый из дилеров, причем предполагалось, что мы еще и подсчитываем мириады карт и с огромной скоростью вычисляем в уме вероятности.
Однажды вечером к концу шуза я проигрывал уже в течение часа или около того. У моего дилера была открыта десятка. У меня было семь ставок с разными суммами карт. Я использовал тот вариант подсчета очков, в котором выпадающие 2, 3, 4, 5, 6 и 7 считаются за +1, 8 за 0, а 9, 10 и Т – за −1. Колода закончилась на этой раздаче, причем сумма очков стала равна нулю. Значит, единственная карта, остававшаяся закрытой, то есть закрытая карта дилера, была «нулевой». Следовательно, закрытой картой дилера была восьмерка, а сумма его руки была равна восемнадцати.
По ходу игры после перетасовки мне пришлось прикупать к нескольким рукам с жесткими 17. Я перебрал на всех этих руках.
Дилер пренебрежительно посмотрел на меня и сказал с усмешкой: «Так вы считаете карты, амиго. Ну (ха-ха), вы небось даже знаете, какая карта у меня тут лежит?» Это вызвало ухмылки нескольких других дилеров. Я ответил: «Ну что же, у вас там лежит восьмерка». Дилер рассмеялся и подозвал нескольких своих коллег и инспектора зала. Им он презрительно объяснил, что этот вот американский «специалист» говорит, что его закрытая карта – восьмерка. Последовал быстрый обмен нелестными для меня репликами на испанском.
Я к тому времени уже устал и был готов прервать игру. За последний час я несколько раз ошибался в счете
[48]. Вполне могло быть так, что я ошибался (вероятно, это было бы даже выгоднее для меня). Тут дилер перевернул свою карту. Это была восьмерка. На нас обрушился новый шквал испанских восклицаний.
Мы играли пять вечеров. За это время размеры нашего капитала колебались довольно сильно для такого невысокого уровня ставок. В какой-то момент мы были в проигрыше на пару тысяч долларов. Это заставило нас взяться за игру с удвоенной энергией. В эти дни я был на пике своей формы. Я одновременно считал тузы, очки и остающиеся карты или тузы, десятки и прочие карты, а иногда мне удавалось отслеживать не три, а целых пять чисел. За вечер я делал не больше двух ошибок в счете. И тем не менее мне с трудом удавалось хоть что-то выиграть.
Я попытался выявить шулерство, но обнаружил всего один такой случай. Мы с М играли за одним столом в одном из наиболее популярных клубов (не в La Concha). Наш дилер казался чрезвычайно неловким. Через прорезь в стенке шуза то и дело пытались выскользнуть две карты. Они застревали, и дилер начинал неуклюже возиться с шузом. В конце концов нам это надоело, и мы перешли к другому столу. Но туда же переместился и этот шуз! Мы снова сменили стол, и шуз снова переехал! М потребовал проверить шуз, и мы вызвали представителя властей. По его словам, шуз оказался исправным.
Но мы знали, что шузы, позволяющие сдавать вторую карту, существуют. Например, они широко использовались на «Диком Западе» для игры в фаро. В тонких боковых стенках такого ящика был скрыт замысловатый механизм. Если мы имели дело с таким шузом, одна из его боковых стенок могла быть полой. У ящика была одна длинная боковая стенка и две короткие торцевые стенки. Мы постучали по обеим торцевым стенкам фишкой. Звук был одинаковым. Тогда мы постучали по длинной стенке. Звук получился более высоким, хотя по законам физики он должен был быть более низким. Мы проверили другие, такие же на вид, шузы. Их длинные стенки давали ожидаемый низкий звук. После этого мы решили больше не играть в этом клубе.
