Пришла принцесса и вполголоса осведомилась, где ей можно, хм, привести себя в порядок. Проклиная чертову обузу, мешающую насладиться хотя бы ароматом пищи, я отловил мальца, который носил воду, и узнал расположение родника. После отправился туда с Вайолеттой, строго-настрого приказав графу приглядывать за нашими лошадками. Я приказал графу, ха!
Однако шутки в сторону! Я заметил, как парочка смуглых кочевников, из тех, кого порядочные люди зовут джипсами, пару раз прогулялась мимо, поглядывая на кобылу принцессы.
Возле ручья тоже не обошлось без происшествий. Два подмастерья, успевшие хорошо приложиться к бутылке, решили рассмотреть определенные органы подмывающейся девушки. Пришлось показать им, что умеет делать с крохотным ножиком профессионал, когда ему угрожают дубинами любители.
В общем, выбравшись из зарослей кустарника, где она проделывала свои процедуры, Вайолетта обнаружила под соседним кустом два насмерть перепуганных тела, а над ними дико взбешенного меня. Предшествующие этому речи девушка могла слышать сама, посему я вновь выслушал бесполезную благодарность и отправился к костру. Здесь, кстати, уже началась раздача лакомых кусков.
Похоже, я дал повару несколько больше, чем он намеревался получить, потому как выданные миски оказались наполнены гораздо обильнее, чем у прочих, а куски мяса в них были именно мясом, а не слоистым жиром, как у чавкающих рядом торговцев. Идиши, которых мы держались, презрительно косились на сброд (если я правильно понял смысл слова «шмук») и хрустели какими-то хлебцами.
Забавно оказалось наблюдать за графом, который, едва не пуская слюни, делал вид, будто его тошнит от содержимого миски. Пока молодой идиот издевался над собой, девушка успела прикончить порцию и, видимо не зная, как попросить добавки, жалобно уставилась на меня.
– Давай уже. – Я забрал у нее посуду. – День был тяжелый, так что силы нужно восстанавливать.
Кто-то из топтавшихся рядом с котлом живоглазых пацанов вздумал ворчать о наглых харях, обжирающих несчастных сирот. Пришлось выдать ворчуну живительную оплеуху и подставить миски под щедрый черпак повара, лоснящегося жиром по самые уши. Когда я вернулся, граф тоже успел употребить порцию, но я не стал обслуживать гордеца: есть желание – пусть топает сам.
Вайолетта в этот раз не торопилась и, используя Сигона как опору для спины, медленно поглощала дымящееся варево. В наступающих сумерках физиономия принцессы обрела несвойственную прежде глубину возраста и казалась почти привлекательной. В смысле, у меня были шлюхи и помоложе, но я никогда не воспринимал нынешнюю спутницу как соседку по постели. Сейчас, должно быть, расслабился, если начал обращать внимание на маленькие бугорки грудей и длинные ноги под запылившейся юбкой. Стоило собраться. Но не хотелось.
Вайолетта чисто по-детски облизала ложку и положила столовые принадлежности в траву.
– Фу-ух, какая вкуснотища! Никогда бы не подумала, что это может оказаться так аппетитно.
– Да что тут загадочного? – Я оперся спиной о дерево рядом. Надеюсь, Шу не примется за обычные глупости. – Твой отец, похоже, решил оградить свой ненаглядный Секрет от всего неприятного в жизни. Глупо, честно говоря.
– Ты говоришь о короле! – подал голос Сигон. Правда, не очень злобно. – Попридержи язык.
– Могу вообще молчать, – пожал я плечами. – Иди болтай с кем-то еще.
– Нет-нет! – Вайолетта стукнула графа кулаком в бок. – Мы же собирались поговорить про третьего ребенка. Шу, просто молчи, ладно?
– Вообще, это как-то связано с канонами Церкви Трех Основателей? Собственно, с самими Основателями?
Пришлось поднапрячься и как следует прошерстить память. Вопросы религии мало интересовали меня последние два десятка лет. Ну не считать же таковыми застольные разговоры с отцом Чеминдианом? Тот, бывало, сочно срыгивал и, похрустывая поджаристым окороком, принимался, к месту и не очень, цитировать священные труды, пытаясь толковать их на свой манер. И чем больше пустых бутылок оказывалось под столом, тем пространнее звучали трактовки, иногда напоминая настоящую ересь.
– Ну, с сотворения мира начинать не будем. – Вообще-то я пошутил, но только Вайолетта кивнула совершенно серьезно. – Вот и славно. Начнем с того неприятного эпизода, когда Темный проник в души большинства людей и опустил непроглядную тьму на всю твердь. И воспряли все твари подземные и начали свои шалости: резню, насилие, пожары и прочее.
Кстати, один мой знакомый, подвизавшийся писарем при Фернимарском университете, болтал за стаканом дряного вина нечто забавное. Дескать, когда переписывал один рассыпающийся от старости свиток, вычитал про семилетнюю тьму над миром, когда солнце скрылось за плотными тучами и непрерывно шел снег с пеплом. Может, сбрендил кто-то из древних чародеев, хоть я не слышал о магиках подобной мощи. Ну, в общем, тогда змеиный народ едва не вырезал всех людишек. Если бы не вернувшееся солнце и какая-то хворь, подкосившая племя чешуйчатых, неизвестно, кто бы сейчас прятался в недрах Чернолесья.
– Так вот, – сказал я, невольно копируя манеру Нарима в его коронной фразе, – боженька решил отвернуться от презренных людишек. Ну, в смысле, второй раз, после потопа. Однако три его отпрыска умолили папашу отпустить их для оценки подопечных и определения, стоят ли они благодати.
Принцесса смотрела на меня с таким жадным любопытством, словно я открывал ей невесть какие тайны.
– А как же тот, которого казнили с убийцами? – подал голос Сигон, демонстрируя неплохую для тупицы память и такое же дремучее невежество. – Сколько у бога сыновей?
– Десять, – очень вежливо ответил я. – Или сто, или тысяча, откуда мне знать? В писании об этом ни слова. Там все просто: потоп – и пятерка посланников, тьма – и тройка, огненный дождь – и один. Похоже, следующий раз спасать нас никто не придет. Так я продолжаю?
Никто не возражал.
– Ну вот, трое божьих детей незаметно затесались в человеческое стадо и принялись бродить туда-сюда, вмешиваясь по мелочам, делая мелкие чудеса и просто наблюдая за жизнью. Каждый вечер они собирались и на специальных весах взвешивали проступки и добрые дела человеков. Однако, как ни судили, чашки всегда оставались в равновесии. – Тут я не выдержал и решил вставить свой медяк. – То ли люди в древности были получше нынешних, то ли весы подпорчены, просто непонятно.
– Это еще почему? – сумрачно спросил Сигон, угрюмо рассматривая миску рядом с коленом. Живот графа предательским бурчанием обличал хозяина, предпочитающего гордыню полноценной пище.
Я слегка привстал и принялся указывать пальцем на многочисленные костры и людей возле огня.
– Вот идиши. Как известно каждому деревенскому дурачку, в основном они занимаются тем, что дают деньги в рост. Занятие это, без сомнения, богоугодное и достойное, однако количество тех, кто угодил в дом терпимости, попал в рабство или наложил на себя руки по причине невыплаченных долгов, не поддается подсчету. – Вайолетта смотрела на меня, словно испуганная мышь, а я продолжал: – Вон там видите богато одетых людей? Это купцы средней руки, самые богатые в караванах не шастают. Так вот, я не знаю ни единого торговца, который сумел бы подняться на продаже яблок в развес до хотя бы мануфактуры и при этом остался кристально чистым. Не станешь мухлевать – сожрут конкуренты, служба королевских поборов и поставщики. – Сигон смотрел на означенных жуликов и, казалось, что-то прикидывал. – Еще дальше – их помощники и шл… вольные женщины. Помощники все как один воруют, ибо их хозяева стараются экономить буквально на всем, в том числе и на жратве. Чем зарабатывают женщины, объяснять не надо?
