Другой человек мне больше не нужен, как вообще не нужен мне более никакой новый опыт, ничто конкретное, раз теория дала мне заранее все Бытие. Здесь, очевидно, рационализм = идеализм + солипсизм.
Самоутверждение.
Самообеспечение.
Самоудовлетворение.
«Естество» в своем самоутверждении противится деформирующему влиянию другого «естества», которое вне его. Но лишь в этой связи с другим оно участвует в жизни мира. Деформируясь от другого, оно умирает. Но тем более, не подчиняясь жизни мира, оно теряет смысл и умирает тем более.
Ум может быть внешним образом очищен влияниями писаний и истины; но прочное и подлинное очищение внутреннего человека – это переработка сердца.
Мир управляется свободою и любовью. Ищущие же своего удостоверения и обеспечения стремятся опереться на мертвые постоянства, и тогда в основе мира предполагают мертвые формы. Вот последствия эгоцентризма.
«Сознательным» в обычном смысле мы называем то, что в момент возникновения уже приводится нами в связь с предыдущими деятельными состояниями мозга. «Бессознательное» же нимало не отличается по существу и по способу возникновения, однако по той или другой причине (недостаток внимания, недостаток ассоциативных связей) остается инертным до времени или навсегда уединенным актом, но способным к ассоциативной связи при наличии (образовании) соответствующих (подходящих) связей. И сознательное может переходить в бессознательное, снова всплывая при посредстве памяти и подходящих связей.
Рефлексы это только следы прежней деятельности и прежних выработок, какие были присущи организму в его приспособлении к среде. С этой точки зрения центры, остающиеся в распоряжении обезглавленного животного и могущие отсуществить его рефлексы, являются нарочитыми хранителями следов, – аккумуляторами следов от прежних действований организма!
В нормальном организме к ним предъявляется требование осуществить тот или иной привычный акт, тогда как высшие центры продолжают быть заняты текущими новыми выработками по поводу задач, вновь и вновь предъявляемых средою!
С этой стороны ясно, что рефлекс как таковой, т. е. как остаток от прежней целостной деятельности организма, не может содержать в себе ничего «творческого»! Он лишь инструмент в руках творческого прибора – организма в целом!
Зоологам кажется, что «рефлекс есть творческий акт» потому, что они изучают его на целостном организме протиста. Экспериментальному физиологу рефлекс открывается со стороны преимущественно своих мертво-повторяющихся стереотипных сторон, ибо он исключил головной мозг, т. е. именно того деятеля, который варьирует, приспособливает, направляет рефлексы, находящиеся в его распоряжении, применяя их к потребностям текущего момента и свойствам новой среды!
Доверься более своему подсознательному наблюдателю с его инстинктивными приемами и приметами, не пробуй вносить в дело свои сознательные порывы, – ты ими можешь лишь перемешать карты и испортить то, что хочешь узнать! К этому совету типическим образом приходят всегда, когда приходит разочарование в рационалистических и экспериментальных методах. Доверяй больше своей подсознательной связи с действительностью и из нее возникающим данным, ибо рационалистически ты не сумеешь оправдать и те дары, которыми трансцендентально обладает издревле твое подсознательное! Рационалистически ты не сумеешь оправдать свою осведомленность о чужой одушевленности!
Один подчеркивает в нашей природе активно-волевой, экспансивный элемент. В связи с этим он обращает внимание преимущественно на те стороны, которыми организм идет навстречу миру, стремится быть «творческим», верующим, оптимистом, движущим и расширяющим свое Знание за своею Верою! – Другой преимущественно обращает внимание на страдательно-пассивную сторону нашей жизни в отношении мира, его теория волевых актов будет «математической», а знание раз навсегда будет заключено в свои мрачные границы, где останется утешаться разве только «красотою форм»!.. Для одного – всегда новое, для другого – всегда то же! Для одного сначала «неудовольствие», потом воля. Для другого сначала волевая активность, а за нею естественно – удовлетворение или неудовлетворению ее! Один – сидячая губка или, в лучшем случае, мшанка, едва выглядывающая из своего домика; другой – птица в небе! Тут две разные интуиции, два разных физиолого-психологических настроения опыта и, в зависимости отсюда, два разных развития «чистого опыта»!
В социальных отношениях, в этике, в отношениях к брату человек – постоянный творец нового, постоянный разрешитель и открыватель нового, художник! Ср. положение соответствующих дисциплин в ряду «ступеней человеческого опыта». Здесь наименьшая «достоверность», наибольшая близость к реальности, вместе – постоянный суд над собою и над своим будущим! Нравственная деятельность есть работа творческого воображения, связанная таким мощным интересом и такими захватывающими эмотивными волнениями, при которых человек, ради веры в свой результат, готов к жертве своим личным благополучием.
Достоверно и существенно лишь настоящее, будущее все гадательно!.. Но настоящее и не стоит того, чтобы его можно было назвать истинным, ибо оно все случайно и летуче, сейчас уйдет прежде, чем успеешь понять его! Настоящее лишь в свете будущего, долженствующего быть и постоянного становится понятным и в самом деле достоверным лишь отчасти.
Отчего человек никогда не может гордиться, будто истина ему открыта и он ею обладает? Отчего человеку не дано самоутверждаться в истине, но всегда лишь стремиться к ней, ликвидироваться ради нее, распинаться ее ради! Это дело не интеллектуального порядка вещей, а боления всего человека в целом!
Перед лицом открывшейся красоты и истины (1921–1922)
В нравственной настроенности людей, в их глазах, в общей обстановке настоящего момента уже заложено и для мудрого внятно начало того, что имеет быть в последующий момент жизни! Но слишком мало тех, кто может по признакам настоящего действительно прочесть и предвидеть то, что имеет быть. Таких людей – единицы. Мы ныне издали хорошо отдаем отчет, что уже в эпоху фракийского похода Александра Македонского было созревшим плодом – гегемония македонского монархизма в Греции, греческое покорение подгнившей Персии, завоевание эллинизмом великого Востока. Но еще сам Демосфен не понимал тогда момента, не провидел всего его значения и думал восстановить уходящую греческую старину своими речами! <…> Людей, которые обнаруживают этот исключительный дар – провидят то, что имеет быть, мы превозносим как «знающих Истину»! Они – пророки, философы, ученые. А когда нам хочется добиться постоянного, общедоступного и верного способа открывать Истину и предвидеть ее, мы говорим, что ищем «теорию познания» Истины.
