Согласно данным исследований в области генетики поведения, уникальное влияние среды, судя по всему, играет неожиданно большую роль в том, каким вырастет ребенок. Можно сказать и иначе: даже сиблинги вырастают очень непохожими друг на друга, и предсказать, какими именно будут различия, невозможно. Поэтому данное направление исследований также подтверждает, что разнообразие и изменчивость – закон человеческого развития.
Изучая процесс обучения детей, мы наблюдаем ту же самую изменчивость с раннего возраста. Дети начинают с того, что усваивают очень широкий диапазон представлений о возможном устройстве мира и зачастую непредсказуемо и резко меняют одну картину мира на другую. Задайте дошкольнику несколько раз один и тот же вопрос, и, скорее всего, вы каждый раз получите слегка отличающийся ответ. Эти словно бы случайные вариации изначально давали таким авторам, как Жан Пиаже, основание утверждать, что дети иррациональны, – в самом деле, если получаешь сначала на тот же вопрос сначала один ответ, а потом совсем другой, это и правда кажется не совсем рациональным. Но более недавние исследования показали, что, возможно, именно эта изменчивость позволяет детям усваивать такие огромные объемы знаний
[24].
Это явление просматривается даже в развитии мозга. Юный мозг гораздо “пластичнее”, чем мозг взрослого; он создает больше новых связей, и в целом он значительно более гибкий. Фактически в мозге годовалого ребенка нейронных связей в два раза больше, чем в вашем. Мозг ребенка выстраивает гораздо больше связей, чем мозг взрослого человека; потенциальных связей у него тоже значительно больше, и эти связи при получении нового опыта выстраиваются быстрее и легче. Однако каждая из этих связей относительно слаба. Мозг ребенка способен легко перестраиваться по мере приобретения новых впечатлений.
По мере взросления те связи в мозге, которыми мы пользуемся чаще, становятся более быстрыми и эффективными, и они простираются на большие расстояния
[25]. А связи, которые мы не используем, “истончаются” и исчезают. Чем старше мозг, тем он менее гибок. Его структура меняется – извилистые узкие тропки превращаются в прямые и протяженные информационные автострады. Конечно, даже когда мы становимся старше, мозг все еще сохраняет способность меняться, но, как правило, это происходит только под давлением, и для этого требуются значительные усилия и внимание.
Мозг ребенка рассчитан на исследование; взрослый мозг – на использование.
Защищающие родители
Каждое очередное поколение детей – это взрыв шума, новая крошечная доза хаоса, потрясающая уже сложившиеся паттерны предыдущего поколения и открывающая путь к новым возможностям. Но в таком случае словосочетание “быть родителем” обретает новый смысл. Быть родителем – совсем не то, что быть человеком, осуществляющим родительство, хотя это столь же трудно.
Безусловная, персонализированная преданность, с которой мы относимся к каждому ребенку, находящемуся под нашей опекой, – независимо от того, какими могут быть его индивидуальный темперамент и характер, – дает шанс широкому спектру вариаций продолжаться и в будущем. Мы любим своих детей любыми, неважно, боязливы ли они или храбры, орхидеи они или одуванчики, умеют ли они отфильтровывать весь мир, сосредоточившись на чем-то одном, или же открыты для всего на свете.
Подобная преданная любовь также дает ребенку возможность быть интеллектуально хаотическим, успеть исследовать мир прежде, чем начать его эксплуатировать, – словом, позволяет идеям ребенка умирать вместо него самого. Если дети – это кто-то вроде ученых, описанных Поппером, то мы, взрослые, подобны университетам и фондам, финансирующим науку. Мы даем детям ресурсы, инструменты и инфраструктуру, которые нужны им для того, чтобы решать задачи, которые нам даже не приходили в голову. И точно так же, как и в случае с наукой, мы получим гораздо лучшие результаты, если будем поддерживать одновременно тысячу разных программ “фундаментальных исследований”, а не вложим все средства и всю энергию в одно-единственное направление.
Нам по силам буквально и метафорически обеспечить детям пространство для исследования. Взлет модели родительства сопровождался закатом уличной жизни, игровой площадки во дворе, упадком общения с соседями и даже самого досуга. До того, как распространилась модель родительства, даже совсем маленькие дети, едва научившиеся ходить, имели возможность исследовать обстановку, в которой им предстояло расти, – деревню или ферму, мастерскую или кухню. В наши дни дети американцев среднего класса проводят большую часть жизни в строго упорядоченном окружении; обстановка, окружающая детей из бедных семей, еще более ограничивает их. По иронии судьбы, в обществе, которое все больше ценит креативность и новаторство, мы оставляем детям все меньше и меньше возможностей для беспрепятственного и свободного исследования мира.
Работа взрослого, который ухаживает за ребенком, состоит не только в том, чтобы предоставлять ребенку защищенное пространство, в котором он может исследовать, познавать и устраивать беспорядок, но также в том, чтобы направлять переход ребенка от этого исследовательского хаоса к новому типу контроля – новому варианту порядка, который приходит с новым набором взрослых знаний. Однако невозможно в точности предугадать, каким будет этот новый порядок; в том-то и суть всей поколенческой перезагрузки человеческого общества.
Глава 2
Эволюция детства
Зная, как возникло то или иное явление, всегда легче его понять. Наша эволюционная история должна помочь нам разобраться, как работает наш мозг и сознание, – точно так же, как она объясняет работу наших внутренних органов и костей скелета. Если мы хотим глубже разобраться в отношениях между родителями и детьми, то один из способов – понять, как эти отношения развивались в ходе эволюции.
Что мы знаем о том, как эволюционировали человеческие дети и их родители? И может ли эволюция помочь нам понять поведение и мышление современных детей и родителей? В этой главе я нарисую масштабную картину эволюции и постараюсь рассказать о звеньях, которые связывают детство, любовь и обучение. В следующей главе мы более детально поговорим о том, каким образом эти связи создали ту особую разновидность любви, которую мы сегодня питаем к нашим детям. Модель отношений детей и родителей, которую мы увидим в результате, будет очень отличаться от модели родительства.
Две картины
Сцена, знакомая нам по сотням фильмов, типичная иллюстрация из учебника, сюжет диорамы в музее естественной истории: несколько заросших бородами мужчин, укутанных в звериные шкуры, – выступающие вперед нижние челюсти, мощные надбровные дуги, свирепые лица – крадутся по следам гигантского шерстистого мамонта. Внезапно огромное косматое животное с его ужасающими трехметровыми бивнями бросается прямо на охотников – таких крошечных и беззащитных по сравнению с ним. Но люди – пусть они и не так уж велики ростом – очень умны и отлично умеют работать в команде. Вожак взмахом руки приказывает нескольким загонщикам зайти чудовищу в тыл и осыпать его градом камней, чтобы подогнать мамонта к лучшему из охотников, который сейчас отважно потрясает копьем, а затем сокрушительным и точным ударом нанесет зверю смертельный удар. Удачливые охотники отрезают от туши гигантские стейки и самые соблазнительные куски будущего жаркого на косточке – и волокут все это домой, на радость соплеменникам.
