Например, есть убедительные свидетельства в пользу того, что уровень IQ существенно вырос с тех пор, как все больше детей стали проводить все больше времени в школе. Тесты на определение коэффициента умственного развития стандартизованы, то есть ваш результат показывает ваш IQ в сравнении с этим же показателем других людей; результаты описываются нормальным распределением. Однако разработчикам теста пришлось пересмотреть “норму”, добавив более трудные вопросы. Дело в том, что число правильных ответов в тестах IQ за последние сто лет резко возросло. Это явление называется эффектом Флинна, в честь Джеймса Флинна, социолога из университета Отаго в Новой Зеландии; Флинн первым обратил внимание на этот феномен еще в 1980-е годы
[235].
В одном недавнем исследовании были проанализированы результаты теста на IQ в период с 1900-х годов, когда подобные тесты только появились, до наших дней
[236]. С каждым следующим десятилетием испытуемые набирают примерно на три балла больше, так что в среднем за сто лет средний уровень IQ повысился на тридцать баллов.
Этот рост показателей к тому же очень интересно варьировался. Он резко ускорился в 1920-е годы и замедлился в период Второй мировой войны. Затем, в эпоху послевоенного экономического бума, последовал новый скачок, вновь сменившийся замедлением в 1970-е. Показатели продолжают расти до сих пор, но теперь еще медленнее. Средний уровень IQ у взрослых вырос больше, чем у детей, а это позволяет предположить, что этот эффект связан не только с улучшением питания и здоровья.
Рост показателей IQ зависит от целой комбинации факторов, но ясно, что распространение образования, в том числе школьного, сыграло здесь особенно существенную роль. Сам доктор Флинн выдвигает теорию социального множителя (social multiplier theory), согласно которой некие небольшие общественные изменения могут запустить процесс положительных обратных связей, приводящий к значительным социальным последствиям. Небольшие улучшения в образовании, здравоохранении и питание, рост дохода семьи – все это, возможно, приведет к тому, что ребенок будет лучше успевать в школе и легче усваивать знания. Это побудит его читать больше книг и создаст мотивацию для поступления в колледж, что, в свою очередь, сделает молодого человека еще более развитым и пробудит желание продолжить образование – и так далее.
Имеются даже свидетельства из области нейронауки, что более высокий уровень IQ коррелирует с более длительным созреванием лобных долей мозга
[237]. В ходе исследований, анализировавших изменения детского мозга с течением времени, было показано, что дети, чьи лобные доли созревают сравнительно поздно, чаще имеют более высокий показатель IQ. Поэтому, возможно, есть обратная взаимосвязь между высокими уровнями контроля и способностью к научению в широком диапазоне.
Разумеется, есть разные способы быть умным. Тест IQ измеряет лишь самые общие способности, в частности те, что наиболее важны для хорошей школьной успеваемости. Однако ни высокий IQ, ни какие-то специфические виды знания, такие, например, как школьные познания в физике или химии, не помогут вам, например, хорошо приготовить суфле. То разнообразное и гибкое обучение широкому диапазону знаний, которое мы поощряем в старших классах и в колледже, на самом деле, возможно, вступает в конфликт со способностью развивать тонко настраиваемые, контролируемые и сфокусированные профессиональные навыки – то есть с тем видом обучения, который когда-то был самым привычным для всех человеческих обществ. На протяжении большей части человеческой истории дети становились учениками в семь, а не в двадцать семь лет.
Конечно, старики всегда ворчат по поводу молодежи. Однако это новое объяснение того сдвига, который произошел в сроках и распределении времени нашего обучения, а также последствий этого сдвига довольно изящно раскрывает парадокс конкретного поколения – поколения сегодняшних подростков. Судя по всему, среди молодых людей сегодня много замечательных умниц и широко образованных эрудитов, которые при этом не могут поставить себе целей; они полны энтузиазма и сил, но неспособны выбрать конкретный вид деятельности или любовь своей жизни – и так до тех пор, пока им не будет сильно за двадцать, а то и за тридцать.
Новые исследования подросткового возраста также иллюстрируют два чрезвычайно важных факта (зачастую остающихся незамеченными), которые касаются разума и мозга. Во-первых, мозг формируется опытом. Часто думают, что если некая способность локализована в каком-то отделе мозга, то она “впаяна” туда, вшита намертво. Но на самом деле мощь мозга основана именно на том, что он чувствителен к новому опыту. Можно сказать, что наша способность контролировать наши импульсы заставляет развиваться префронтальную кору – точно так же как развитие префронтальной коры позволяет нам лучше контролировать свои импульсы. Наша социальная и культурная жизнь определяет нашу биологию, и наоборот.
Во-вторых, развитие играет решающую роль в объяснении человеческой природы. Согласное старой картине “эволюционной психологии” гены непосредственно отвечали за конкретные паттерны взрослого поведения – за тот или иной “модуль”. Однако сейчас появляется все больше и больше доказательств того, что гены – лишь первая ступень в сложных последовательностях процесса развития, в каскадных взаимодействиях между организмом и его окружением, которые, в свою очередь, формируют мозг взрослого. Даже маленькие изменения в распределении процесса развития во времени могут привести к большим изменениям в нашей личности, в том, что мы есть.
К счастью, эти характеристики мозга означают, что управиться с современными подростками – дело не столь безнадежное, каким могло бы показаться. Хотя мы вряд ли вернемся к аграрному укладу жизни и вряд ли перестанем отдавать детей в школу, сама гибкость развивающегося мозга подсказывает нам решения.
Результаты исследований мозга подчас толкуются в том смысле, что подростки – это просто дефектные взрослые, взрослые, которым чего-то недостает. Дискуссия о подростках в публичной политике часто сводится к вопросу о том, когда именно развиваются те или иные отделы мозга и, следовательно, в каком возрасте детям можно позволять садиться за руль или вступать в брак или голосовать – или нести полную уголовную ответственность. Но, согласно новым представлениям о мозге подростка, дело не в том, что префронтальные доли этого мозга просто еще недостаточно развились, а в том, что мозг не получил достаточного объема инструкций и практики в период ученичества и овладения мастерством.
Значит, простое повышение возраста получения водительских прав на год или два не слишком повлияет на статистику автомобильных аварий. Действительно повлияло бы здесь другое: введение ступенчатой системы обучения, в которой подросток постепенно накапливал бы все больше опыта и параллельно получал все больше свободы, – то есть своего рода водительское ученичество
[238].
