Мы можем попытаться спрогнозировать, как повлияют на нас новые технологии, оценив влияние тех технологий, которые мы уже освоили и используем на протяжении многих поколений. Сейчас, в эту самую минуту, вы заняты всего лишь тем, что водите глазами по белой странице, испещренной черными значками, – но при этом вы ощущаете, что полностью погружены в книгу. Подобное превращение совершенно условных значков в живое эмоциональное впечатление – одна из величайших тайн человеческого разума и мозга. Она еще более загадочна потому, что чтение – это совсем недавнее изобретение. Эволюция не готовила наш мозг к тому, что он будет уметь читать.
Каждый раз, когда вы ставите на каком-нибудь сайте галочку в проверочном тесте “я не робот”, вы отдаете неосознанную дань уважения сложности и тонкости читающего мозга. Самые продвинутые спам-боты неспособны даже распознать буквы так же хорошо, как это делаем мы, – не говоря уже о том, чтобы понять смысл слов в книге, составленной из тысяч и тысяч таких букв.
Когнитивная наука показала, что простейшие функциональные действия – способность говорить, видеть, запоминать – суть результат чрезвычайно сложных вычислений в мозге. Чтобы преобразовать записанную последовательность условных символов в мысли и понятия, требуется не менее умный мозг. Но если речь, зрительное восприятие и память – плоды сотен тысяч лет эволюции, то столь же сложные вычисления, задействованные в чтении, возникли всего несколько тысяч лет назад.
Как такое возможно? Чтобы читать, мы задействуем части мозга, которые изначально предназначались для других целей. Но мы также меняем и создаем новые участки мозга, предназначенные исключительно для чтения.
Образы, которые мы используем, чтобы создать буквы нашей письменности, отражают образы, которые приматы используют для распознавания объектов. В конце концов, я могла бы использовать первую попавшуюся закорючку, а не букву “Т”, чтобы закодировать звук “т” в начале слова tree (“дерево”). И может показаться, что у китайского каллиграфического свитка и печатной книги, которую вы держите в руках, не слишком много общего. Однако очертания письменных символов во многих языках поразительно схожи между собой; мы все пользуемся комбинациями из перекрещивающихся вертикальных и горизонтальных линий и время от времени добавляем к ним точку, круг или полукруг.
Оказывается, форма буквы “T” актуальна и для обезьян. Когда животное видит в природе эту форму, то она, скорее всего, обозначает край некоего объекта – который обезьяна может схватить и, возможно, даже съесть. В мозге обезьяны есть специальный участок, который уделяет особое внимание таким важным очертаниям – комбинациям вертикальных и горизонтальных линий. У обезьяны есть даже специфические нейроны, определяющие, вертикально или горизонтально проходит линия.
Человеческий мозг пользуется той же зрительной областью мозга, чтобы различать буквы. У мозга есть врожденная способность организовывать окружающий мир в категориях пересекающихся линий и кромок. Все алфавиты, которые есть у человечества, были разработаны с использованием этой способности.
С другой стороны, мозг приматов в ходе эволюции научился воспринимать симметричные формы – такие, например, как буквы “p” и “q” или “b” и “d” – как одну и ту же форму. Хотя обезьяний мозг по-разному реагирует на вертикальную, диагональную или горизонтальную линии, он по большей части реагирует одинаковым образом на линии, отходящие влево или вправо от объекта. В конце концов, в реальном мире мы постоянно меняем угол зрения; ручку чашки, стоящей на столе, я под одним углом вижу как расположенную слева от чашки, а под другим – как расположенную справа.
Этим и объясняется, почему дети и взрослые люди с дислексией с таким трудом отличают одну от другой симметричные буквы. Объясняет это и необычную и кажущуюся совершенно загадочной способность некоторых людей писать и читать “зеркально”. Многие дети спонтанно “переворачивают” не только отдельные буквы, но целые абзацы текста.
Однако если чтение так строго определено врожденными структурами мозга, мы могли бы ожидать, что пишущий мозг просто не будет использовать симметричные буквы – такие как “b” и “d”. Ничего подобного – вместо этого читающий мозг развил в себе новую способность различать подобную симметрию, даже на нейронном уровне.
Развивающийся мозг ребенка, столкнувшийся с симметричными буквами, имеющими разное значение, постепенно перенастроится и преодолеет врожденную “слепоту к симметрии”.
Когда мы учимся читать, мы перенастраиваем свой мозг. А чтение тысяч слов в течение многих лет закрепляет эти перенастройки и делает их особенно прочными. Теперь уже чтение дается без усилий. В сущности, если мы научились читать в относительно раннем детстве, чтение буквально становится для нас автоматическим процессом, который мы невольно запускаем, увидев буквы.
Один из лучших примеров – явление, которое психологи называют эффектом Струпа
[247]. Предположим, я покажу вам слово “синий” (blue), написанное красными буквами, и спрошу, какой это цвет. Вам потребуется больше времени, чтобы ответить на вопрос, чем если бы слово было написано синими буквами, а не красными, но скажете вы все-таки слово “синий”, а не “красный”. Это полностью автоматический процесс. Какие бы осознанные усилия вы ни прилагали, вы не сможете проигнорировать значение слова и принять во внимание только цвет букв.
Повреждение областей мозга, перенастроенных для чтения, приводит к специфическим и очень характерным проблемам с чтением. Пациенты, пережившие инсульт или несчастный случай, в результате которого были повреждены определенные области мозга, избирательно теряли способность к чтению или письму, даже если они при этом по-прежнему могли превосходно видеть и говорить. Они могли видеть письменный текст, но не могли понять его смысл. Это также указывает, что конкретные области нашего мозга со временем специфически адаптировались именно для чтения.
Чтение глубоко укоренено в нашей жизни и в нашем мозге. В сущности, не знай мы фактов истории, мы бы с легкостью могли решить, что читающий мозг – плод сотен тысяч лет эволюции, а вовсе не нескольких тысяч лет культурного прогресса.
Давайте попробуем взглянуть на чтение, как если бы оно было новейшей технологией, а не весьма старой, – и мы придем в ужас от того, насколько разрушительное воздействие оно может оказать на человеческий разум. Кортикальные отделы мозга, ранее занимавшиеся зрением и речью, теперь захвачены чтением. Вместо того чтобы учиться методом практического ученичества, мы впали в зависимость от лекций и учебников. А посмотрите на статистику дислексии, расстройств внимания и других нарушений способности учиться: все они указывают на то, что наш мозг попросту не был предназначен для того, чтобы работать со столь вопиюще противоестественной технологией.
Представьте, что я научилась бы читать в сорок лет, а не в четыре года. В таком случае, проходя по оживленной улице, я бы постоянно отвлекалась. Меня бы каждую секунду уносило из реального, наличного окружающего мира; мне приходилось бы останавливаться, чтобы разобраться во всех этих странных значках на вывесках и дорожных знаках; я бы пыталась вспомнить значение каждого из них, расшифровывать их – и лишь затем усилием воли переключать свое внимание обратно на то, что происходит на улице вокруг меня. А уж вести машину по автостраде, вдоль которой стоит множество рекламных щитов, было бы смертельно опасно.
