Плачет на тему «духовности» даже уважаемый академик Лихачев. Действительно уважаемый.
Но, помилуйте, что нам было терять? Неужели духовность расцветала при Жданове, Суслове, Фурцевой, Демичеве? При Главлите и обязательных визах инструкторов из отделов ЦК?
Не надо волноваться. Наша духовность останется с нами. И писатели теперь совсем неплохие. И художники. И Ростропович дает концерты, хотя и редко. И Галина Вишневская ведет мастер-классы. И Спиваков приезжает. И Макарова время от времени танцует на сцене родного театра.
Только Сахарова не вернешь.
Нет, не стоит плакать о дутой духовности. И о сирых и убогих, о старушках и калеках, которые просят милостыню в московских переходах.
Люди моего поколения помнят, что после войны нищие и калеки буквально наводнили Москву и другие города. Мы видели их культи, видели, как молодые мужики с ампутированными ногами передвигались на самодельных деревяшках, отталкиваясь от земли руками. В вагонах электричек и на рынках они смотрели на нас, уцелевших, белыми от гнева глазами. И мы, отворачиваясь от страха и стыда, бросали им трешки.
Я бы дорого дала, чтобы узнать, кто и как в один день очистил Москву от калек и нищих? Кто подписал соответствующее распоряжение? Кто производил отлов? Говорят, калек отправили на остров Валаам. А нищих куда? В печи крематориев? Почему – понятно! Калеки и нищие портили вид. Порождали нездоровые эмоции.
Вы же понимаете, кто они были? Те самые, кто СРАЖАЛСЯ ЗА РОДИНУ.
Вот бы историкам поднять еще не поднятые архивы.
Что касается социально незащищенных старушек, то тут и в архивы ходить не надо: еще совсем недавно – и при Брежневе, и при Андропове – Черненко – их с пучком петрушки или сельдерея гоняли с места на место милиционеры. Они тоже портили вид!
…Русская интеллигенция издавна считалась кающейся, излишне совестливой, недостаточно прагматичной. Как ее только не честили большевики! Владимир Ильич и вовсе называл интеллигентов «хлюпиками».
Что ж, семьдесят лет не прошли даром. Теперь интеллигенты не каются, не скорбят, не берут на себя чужую вину. Теперь они критикуют, предъявляют претензии, требуют…
Лично я на месте многих сперва покаялась бы. А если бы не покаялась, то перестала бы лицемерить и, выступая «от микрофона» или давая интервью, честно сказала бы:
«У меня могут отнять мои привилегии – спецстоловые и спецбуфеты, спецпайки и спецполиклиники. За полученную даром в тихих арбатских переулках квартиру с „улучшенной планировкой“ – двадцать метров холл, двадцать метров кухня – возможно, придется платить черт знает сколько. И какой-нибудь неотесанный миллионер из Якутии поедет отдыхать с женой на Майорку вместо меня… Мне страшно!..»
Нет, не покаются наши номенклатурщики из интеллигентов – директора и их замы в научных институтах. Не покаются писатели и управленцы.
И все-таки не хочется кончать на такой минорной ноте.
Вместо персонажей Зощенко – эрзац-интеллигентов – появилась на Руси новая интеллигенция. Когда я вижу молодые лица Гайдара, Шахрая, Козырева, Эллы Памфиловой, губернатора Немцова, молодые лица наших обозревателей и журналистов, то думаю:
ЛАДНО, ПЕРЕЖИВУ КАК-НИБУДЬ НА «ПЕРЕСЧИТАННУЮ» ПЕНСИЮ, ТОЛЬКО ДАЙ ИМ БОГ ДОДЕЛАТЬ НАЧАТОЕ.
* * *
Эти странички я обнаружила у себя спустя двадцать четыре года после того, как они были написаны. И попыталась представить себе, в какие поистине страшные дни я их сочиняла… Совсем недавно удалось разоружить гэкачепистов и их союзников – озверевших черносотенцев. И не пройдет и года, как на новую власть посягнут очередные бунтовщики во главе с председателем Верховного Совета, коварным Хасбулатовым и генералом Руцким с его «чемоданами компромата».
Правда, благодаря реформам Гайдара, как по щучьему велению в пустых магазинах появились продукты. Но цены кусаются и пропали сбережения. Конечно, у миллионов людей то были не сбережения, а жалкие гроши, которые они собирали, отказывая себе во всем, «на похороны». Вдобавок еще при советской власти их фактически обокрало правительство Павлова. Все равно простые люди на что-то надеялись, а новая власть не тешила их иллюзиями.
Все было непривычно. Могучий корпус «красных директоров» терял власть. Заволновался аппарат, обслуживавший богатый ВПК (военно-промышленный комплекс). Равно как и вся гигантская рать партийных чинуш по всей России.
Заголовки газет только растравляли раны, нагнетали страх. Но новая власть не пожелала отказываться от свободы печати, провозглашенной еще Горбачевым. И в «Известиях» огромными буквами в эти дни было напечатано: «Государство идет с молотка», «Содержание кошелька делите на десять», «Продержимся ли до осени?».
Страшное время! И вот 1 декабря этого года собирается VII съезд Советов РФ.
Всех перипетий этого съезда, за которым я, затаив дыхание, следила по ТВ, я, конечно, не помню. Помню только, что последователи Гайдара, молодые реформаторы, не набрали того количества голосов, на которое рассчитывали. Наглый шут Жириновский оказался удачливей: в результате рой оголтелых противников реформ чувствовал себя вольготно.
Но не этим я была возмущена.
Понимала, что никакая политическая культура, включая культуру выборов, не могла существовать в России после семидесяти четырех лет тоталитарного строя.
Меня возмущало, что часть интеллигенции повела себя трусливо, а то и подло… Вместо того чтобы помогать, стала все охаивать.
Теперь, то есть через четверть века, многие пишут, что не надо было впадать в отчаяние. А самое главное, не опускать рук и спокойно делать свое дело. Вместе с голосами одномандатников в будущей Думе либералы-рыночники имели серьезную возможность продолжить реформы…
Но задним умом все крепки…
Что было, то было… По-моему, и сейчас не мешало бы интеллигенции вспомнить те дни и не паниковать по любому поводу.
Где ты?
И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты?
Книга Бытия. 3.9
Вам, нынешним, это трудно понять, но долгие годы юноши и девушки моего поколения горевали из-за того, что не были участниками Великой октябрьской революции и не сражались на фронтах Гражданской войны.
Помню, как мы, студенты ИФЛИ, без конца повторяли строки Тютчева:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
Но этот юношеский восторженно-телячий романтизм у нас быстро прошел. И мое поколение, и последующие поколения интеллигенции, пережив годы Большого террора, а потом и четыре года военных потерь, смертей, невзгод, голода и разрухи, враз протрезвели. А потом многие поняли, насколько советский строй контрпродуктивен, лицемерен и жесток.
