Книга Записки Обыкновенной Говорящей Лошади, страница 106. Автор книги Людмила Черная

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Записки Обыкновенной Говорящей Лошади»

Cтраница 106

Так почему же был отменен нэп? Лацис пишет: «Сталин в 1928-м добился осуждения „правых“ и вместе с тем – фактической отмены нэпа, за которой последовали убийства миллионов крестьян и введение карточек на продовольствие. Первый, но не последний раз карточки тогда появились в мирное время».

Получается очень просто: Ленин ввел нэп, Сталин его порешил…

Ой, не так это все просто… Нэп, по-моему, был невозможен без полной свободы, точнее, без всех свобод: совести, слова, передвижения, без свободы от страха, без демократии, без права на частную собственность. И это проверено на опыте некоторых социалистических стран. Нэп вводили и в ГДР, и в Болгарии, только называли иначе.

Посему нэп получился, видимо, не таким, как это кажется спустя семь десятилетий Отто Лацису.

Итак, слово Андреевой…

Мария Федоровна Андреева, красивейшая актриса МХАТа, в 1904 году связала свою жизнь с Максимом Горьким. Но Андреева была отнюдь не только подругой знаменитого писателя. В первые годы советской власти она стала видным политическим деятелем. В 1920-х годах Андреева – комиссар при Петроградском отделении Наркомата внешней торговли. Именно она «реализует» (отбирает и продает за границу) художественные ценности, конфискованные у богачей. Несметные богатства уплывают из России, чтобы дать возможность продержаться советской власти. Наркомат внешней торговли и его комиссары, как никто, выполняют важнейшую политическую функцию – спасают революцию… А из комиссаров – самый важный, разумеется, при Петроградском отделении. Ибо Петроград – город шедевров живописи, фарфора, бронзы, ювелирного искусства… Впрочем, будем справедливы: Андреева не только переправляет бесценные сокровища сомнительным дельцам – солидные фирмы не станут скупать конфискованное (краденое) добро – она еще пытается помочь голодающим. Андреева – активный участник Комиссии помощи голодающим Поволжья и Украины, впрочем, довольно немощной организации Советов.

По делам службы в начале 1920-х Мария Федоровна ездила по всей Западной Европе – из Германии в Данию, потом в Швецию, оттуда опять в Германию. И вот в январе 1922 года она вновь появляется в России.

В России нэп в разгаре. Казалось бы, Андреева должна вздохнуть с облегчением… Но нет! Действительность удручает Марию Федоровну.

В отличие от «первой леди» Советов Надежды Константиновны Крупской, жены Ленина, которая всю жизнь писала суконным языком, повторяя с удручающе важным видом благоглупости большевиков, Андреева владела пером. И ее живой рассказ на страницах собственного дневника, видимо, великолепно передает атмосферу тех лет в Петербурге и в Москве.

«Ходишь по городу, сидишь в театре, встречаешь знакомых – и все время испытываешь чувство неудовлетворенной тоски, какой-то липкой серой скуки… Все говорят только о деньгах, о выгодных сделках, покупают, продают, перепокупают, перепродают», – пишет Андреева и добавляет, что в обеих столицах интеллигенция голодает. И при этом на Невском «буквально в каждом доме либо Кафе, либо Кабаре, либо Кондитерская, либо Ресторан». «Ежедневно слышишь о грабежах на улице, об ограблении квартир. С мало-мальски опоздавших или одиноко бредущих снимают одежду, шубы и все прочее». «До чего все грустно в Петербурге! Какой красивый город, какие красивые дома, набережная – и такое кладбище! От „буржуек“ всюду черные закопченные потолки. У всех грязные руки, причем грязь так въелась в треснувшую кожу, что ее отмыть нельзя»…

А вот и Москва. И тут все не нравится Андреевой, особенно нэпманы (тогдашние новые русские). И какая дороговизна! «Обед из двух блюд – 35 тысяч, из четырех – 100 000, кофе с молоком – 20 тысяч, пирожное – 12 тысяч». «Приготовлено все по-среднему. На сто тысяч подали суп crème d’orges с пирожками russes, попросту – расстегаи, судак по-польски, телятина-veau, pommes de terre frites и мousse à la Reine». «Едят много и жадно». «Пирожных по всей Москве какое-то наводнение». И далее: «Непонятно, откуда у людей берется столько денег»… «Флакон духов стоит от 3 до 4,5 миллионов, высокие дамские сапоги – 5. Дамское белье – 10–15 миллионов…» «И все это покупается…» «Начинает казаться, что попал в разбойничье городище, куда натаскано много награбленного, и друг другу продают все это, друг у друга покупают, при этом втридорога».

«А тут же рядом люди буквально умирают от холода, недоедания, а то и от голода. В Самаре, мне говорили, море разливанное, почище московского… в 150 же верстах от города повальный голод, и люди людей едят… Вообще много каннибализма»…

У сына Андреевой от первого мужа Юрия Андреевича Желябужского – кинорежиссера и кинооператора – в Петрограде «…моются в корыте, на плите-печке кипятят воду в котле, а на полу стоит другой котел с холодной водой, и ковш висит сбоку…» В Москве «свирепствуют сыпняк и сонная болезнь…»

Свидетельства Андреевой особенно ценны тем, что она пишет и о другой стороне медали: пока нэпманы кутят в дорогих ресторанах и перепродают барахло, большевики «точат свой кинжал» – точнее, свой идеологический кинжал, – они продолжают готовиться не к тому, чтобы от дикого капитализма перейти к нормальному обществу, к рыночному хозяйству, а к тому, чтобы снова запретить торговлю и разогнать торговцев, предпринимателей, банкиров…

Андреева идет в Кремль на заседание Наркомпроса (Народного комиссариата просвещения)… Там собрались верные ленинцы: Крупская и крупнейший историк большевистской России М. Н. Покровский – его «Краткий очерк русской истории» я зубрила в школе, ничего не понимая в выкладках сего марксиста. Покровский был знаменит тем, что всю многообразную историю стран и народов сводил к «базису», к продаже пеньки, хлеба и прочего. Смены царств и форм правления непосредственно «выводились» им из статистическо-экономических таблиц. История России под его пером стала прямо-таки бессмысленно дикой. А все русские монархи – монстрами. А ведь Покровский был талантлив, тем не менее…

…Итак, Андреева описывает заседание в Кремле: «Неподалеку от него (М. Н. Покровского. – Л. Ч.), похожего на злую серую сову», сидит Н. К. Крупская – «…лицо прямо страшное: вытаращенные глаза полуприкрыты опухшими веками, выражение почти идиотское. Когда здороваешься с нею, рука, такая мягкая, бескостная, бессильная, выскакивает из пальцев без ответного рукопожатия…»

Изобразив персоналии: «злую серую сову» – Покровского и Н. К. Крупскую, – Андреева переходит к их деятельности: «Рабфаки» – «рабочие факультеты» – «дикая фантазия Покровского», увы, широко проводимая в жизнь. «Ну как можно было допустить, чтобы малограмотные рабочие принимались не только в университет безо всякой подготовки, но даже в Технологический, Политехнический и Горный институты!»

«…А Надежда Константиновна… продолжает губить и заканчивать разрушение всего ей подведомственного в Политпросвете.

Публика, страдающая от этих экспериментов, мстит ей полной обструкцией. Политпросвет называют Политтьма…»

Вот какую мрачную картину нарисовала жена Горького – Мария Федоровна Андреева.

А между тем в те далекие годы Россия еще была богатой страной: ее заводы и фабрики, ее машины и корабли не успели устареть, а земля оскудеть. И ее промышленность – черт возьми! – не перестала быть конкурентоспособной, а рабочие и инженеры были не хуже иностранных. Да и предприниматели-нэпманы не знали, что им скоро дадут по шапке… Что я хочу этим сказать? Ничего особенного. Просто я описываю не только то, что видели мои глаза, но и то, что они не могли увидеть, – но что, увы, определило и мою жизнь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация