Люди моего поколения узнали о лживости легенды о «28» намного раньше, в 1966 году, из публикации в «Новом мире» В. Кардина. Кардин – мой товарищ по ИФЛИ, институту, названному позже «Лицеем в Сокольниках». Но это так, à1 propos. А отметить надо, что реакция нынешних и тогдашних властей была совершенно одинаковой. Разоблачение фальшивки о «28 героях» навлекло на журнал и его главного редактора, знаменитого Твардовского, огромные неприятности и, безусловно, сыграло немалую роль в разгроме «Нового мира» четыре года спустя…
Но я отнюдь не хочу умалять заслуг Мироненко. Исследование Мироненко куда авторитетней и полнее новомирского: он называет всех «панфиловцев» поименно и прослеживает дальнейшую судьбу выживших красноармейцев, опираясь на документы. И при всем том объясняет, какую важную роль в обороне Москвы сыграла дивизия генерала Панфилова и все другие дивизии, переброшенные с Дальнего Востока к столице. И наконец, Мироненко называет автора легенды о «28 панфиловцах», что для меня тоже немаловажно.
Имя этого автора – Кривицкий Александр Юльевич. Журналиста Кривицкого я знала. И свидетельствую: Кривицкий был один из самых поганых приспособленцев и фальсификаторов, каких я встретила на своем долгом веку.
По-моему, весьма примечательно, что лживая легенда была создана лживым пером.
К этому хочу добавить только одно: отнюдь не все тогдашние писатели и журналисты врали. Ни А. Твардовский, всю войну провоевавший в действующей армии, сочинивший своего «Теркина…», а также, наверное, сотни материалов для газет; ни Илья Эренбург, который каждый день (подчеркиваю, каждый день) публиковал статьи в «Красной звезде» и в других печатных изданиях, ни разу (подчеркиваю, ни разу) не были замечены в выдумках, которые они выдавали бы за правду!
Но тут я явно отвлеклась от передачи «2016» и от историка Сергея Мироненко. А ведь передача с ним была, можно сказать, на главную, самую животрепещущую тему: надо или не надо говорить правду и не только о жертвах сталинизма, но и о сталинских палачах.
Мироненко, по-моему, справедливо отмечает, что спустя более трех четвертей века трудно разобраться с жертвами и палачами. Я это хорошо понимаю.
Люди моего поколения помнят, что весь костяк НКВД при Ягоде был уничтожен Сталиным. Хотя многие из этого костяка были чекистами еще ленинского набора. Все равно их жертвами не назовешь. А после палачей Ягоды пришел черед и палачам Ежова, правившим бал в годы Большого террора (1936–1938). Даже термин возник тогда – «ежовщина». Но и «ежовцев» сменили палачи Берии. Однако и «ежовцы» не воспринимаются нами как жертвы.
А ведь в НКВД шли не добровольно, шли по партийной мобилизации… И попробуй откажись. Или попробуй уйди из «органов» с формулировкой уволился «по собственному желанию».
Да и по слухам, ходившим по Москве, никто из энкавэдэшников, даже не попавших на нары прямиком из своих кабинетов и пыточных камер, не спасся от безвременной смерти. Кто-то из них пустил себе пулю в лоб, а большинство умерли (сдохли?) от наркотиков или в приступах белой горячки.
Из прессы я сейчас узнаю, что в одной семье нередко оказывался и оплаканный ею дедушка, честный коммунист, замученный на «Лубянке» – а такие «лубянки» существовали при Сталине в каждом городе во всем нашем бескрайнем Советском Союзе, – и дедушка – заплечных дел мастер, энкавэдэшник-следователь.
Недаром в конце 1950-х, когда уже началась эпоха «реабилитанса», моя подруга Верочка распевала на мотив цыганского романса: «Арестуй меня, потом я тебя. Потом оба мы арестуемся».
А когда в Москву вернулся любимый дядя Верочки – в прошлом чекист, красавец и бонвиван, а после тюрьмы жалкий старикашка, – оказалось, что именно он на заре советской власти отбирал золотишко у мамы нашего с Верой общего приятеля Сергея И.
Да, все очень сложно. Тем не менее давно пора распутывать хитросплетения сталинского режима. Давно пора рассказать о чудовищных гримасах судьбы при Сталине и разгадать до конца сталинские ребусы.
К счастью, насколько я понимаю, процесс очищения от лжи уже пошел. И надеюсь, его нельзя остановить.
Слава таким людям, как Денис Карагодин из Томска, который восстановил всех виновных в гибели его прадеда Степана Карагодина: «От машинисток до следователей, подписавших смертный приговор». Слава Прудовскому, который занялся реабилитацией деда – Степана Ивановича Кузнецова – и попутно собрал список из 1700 имен репрессированных по так называемому «Харбинскому делу». По делу расстрелянных или загнанных в ГУЛАГ русских эмигрантов из Китая, бывших работников КВЖД. После того как эта Восточно-Китайская железная дорога была советским правительством продана, «харбинцы» переехали из Китая в Советский Союз. И не просто так эти бедолаги устремились из эмиграции в Россию – их к нам усердно заманивали…
Слава «Мемориалу», задумавшему и начавшему публиковать «Личное дело каждого заключенного». А потом открывшему на своем сайте «Базу данных 40 тысяч сотрудников НКВД» времен Большого террора. Эту «Базу данных» уже назвали «Википедией палачей».
Люди из «Мемориала» давно пытаются не только восстановить добрые имена всех затравленных, обесчещенных и убитых в сталинских застенках, но и объяснить, как могли сталинский морок и мрак накрыть наш добрый, несчастный народ.
Но главное это то, что, наконец-то, заговорили, пусть не во весь голос, наши историки.
Я восхищаюсь такими выдающимися нашими историками, как Никита Петров, как академик Юрий Пивоваров, как Сергей Мироненко – доктор исторических наук, профессор, возглавлявший Государственный архив РФ, и как историки из «Мемориала»: Ян Рачинский и Роман Романов (Москва), как неугомонные правдолюбцы Алексей Бабий из Красноярска и Юрий Дмитриев из Карелии, обнаруживший захоронение «Красный бор» и урочище Сандармох, где были расстреляны в 1937–1938 годах свыше 9500. И как многие-многие другие историки, имен которых я не знаю, но которые вопреки нападкам и проклятьям по крупицам восстанавливают истину
[23].
Однако вернусь к сути передачи «2016».
Больше всего меня впечатлило в этой передаче с Мироненко, что историки стали разбираться в само́й сталинской системе репрессий.
Так, Мироненко, ссылаясь на своих коллег, предположил, что Сталин репрессировал и уничтожал людей отнюдь не только по доносам. Основной контингент изымался из жизни по спискам, по разнарядке, по особым «квотам», по «контрольным цифрам», спускаемым на район, область, город…
Популярная теория о том, что существовали две России – одна Россия сидела, а другая стучала и сажала, – всегда казалась мне неправильной и даже вредной.
Россия, слава богу, была одна, пусть и вконец растерявшаяся, пусть и почти сломленная…
Сажала не Россия, сажала огромная сплоченная группа, шайка («коллектив») людей, которая время от времени уничтожалась, но тут же собиралась заново. Группа с бандитской, извращенной этикой и моралью, вдобавок сплоченная в одно целое круговой порукой.
