Торговля искусством носила, таким образом, весьма причудливый характер. Напоминала торговлю белых колонизаторов с чернокожими аборигенами. Мы вам – бусы и «огненную воду», вы нам – золото и слоновую кость.
Но так было далеко не всегда: часто «белые», сиречь иностранцы, получали от «туземцев», сиречь от художников, за грошовую дребедень такую же грошовую живопись.
Ни Худой, ни Полный в этой купле-продаже, именуемой «дипартом», не участвовали…
Осенью 1977 года Худой и Полный эмигрировали. В США они сразу одержали первые безусловные победы. Сам Энди Уорхол подарил им свою душу для продажи в России. А русские друзья художников продали свои души американцам. Мальчикам ужасно хотелось сблизить две громадины – Советский Союз и Северо-Американские Штаты. Недаром они еще в Москве вопрошали в журнале «Америка», издаваемом в США: «Где черта между нами?»
Не зная толком языка Америки, они говорили с ней на вполне понятном языке современного искусства. И создали десятки новых живописных циклов. Между прочим, всегда остроумных. Их работа «Сталин и Муза», цикл «Сцены из будущего» (после ядерной катастрофы), «Кремль в отражении» и многие, многие другие стали не менее известными, нежели шедевры старых мастеров.
Выставки мальчиков проходили во всех странах Западной Европы. Ну и, само собой разумеется, – во всей Америке.
Насколько я знаю, в США оказались и такие известные картины из России, как «Цитата», «Не болтай», «Бучумов» и «Зяблов», «Документы», «Паспорт», «Жизнь современника»; «Двойной портрет» – сросшиеся профили Меламида и Комара, фактически карикатура на бесчисленные изображения сросшихся профилей «основоположников марксизма» Маркса и Энгельса; «Солженицын и Бёлль на даче у Ростроповичей». Эти работы и многие-многие другие также разошлись по музеям и частным коллекциям. И еще: мальчики затевали грандиозные и немного дурацкие – не без этого! – проекты. То преподавали живопись слонам в далекой Индии и в странах Юго-Восточной Азии. А то, изучив будто бы вкусы разных народов Европы, рисовали соответствующие этим вкусам картинки с сюжетом типа: голубая речка, над ней синее небо, а на земле зеленая травушка-муравушка, на которой прохлаждаются парень с девушкой. Белые и пушистые. Этот проект уже повзрослевшие Худой и Полный назвали «Выбор народа».
Думаю, что, если бы мальчики захотели вспомнить, перечислить и пересчитать все свои задумки и готовые работы, это им не удалось бы. Так много они всего насочиняли.
В конце 1980-х Худому и Полному, так же как и всем остальным уехавшим, разрешили наконец посетить Москву. И совсем молодой, заводной Марат Гельман устраивал им шумные выставки, а Леонид Парфенов и другие тогдашние телевизионные звезды брали у них интервью.
Но потом вдруг все кончилось. Где-то в начале 2000-х тандем распался. Навсегда. Нет и не будет больше бренда K&M. Нет и не будет больше новых общих работ Худого и Полного – А. Меламида и В. Комара. Художника по имени K&M больше не существует.
Жаль. Ужасно жаль. Мне, матери Худого, жаль вдвойне. Вдвойне из-за того, что за долгие годы я так и не объяснилась мальчикам в любви, не сказала, как я ими восхищаюсь, как я ими горжусь.
Опоздала. В жизни я часто опаздывала. Но в данном случае это непростительно. Хотя на сей раз опоздание вызвано уважительной причиной.
Эта причина – страх за сына Меламида. Ведь до эмиграции К. и М. жили в СССР. А в СССР искусство было под неусыпным контролем Власти. И если ты просто отступал от канонов так называемого соцреализма – а мальчики нахально высмеивали эти каноны, – то автоматически становился диссидентом (при Сталине – «врагом народа»).
Шаг вправо, шаг влево… То был единственный закон в беззаконном советском обществе…
Да, я боялась за жизнь моего Худого, который вместе с Полным стал, по терминологии тех лет, неофициальным художником.
В последние годы жизни я не раз слышу разговоры о «гене страха». Будто бы есть люди, у которых этот ген отсутствует. И будто бы эти люди – герои, достойные подражания.
Категорически не согласна. Может быть, герой и способен подавить ген страха в ту минуту, когда он совершает свой подвиг… Не знаю.
Но знаю, что каждый нормальный человек непременно должен иметь ген страха. Если он отсутствует у тебя, ты выродок, нелюдь, бревно.
Такой выродок, душегуб без гена страха, надевает пояс шахида, выходит из дома, ищет скопление людей, а потом взрывает себя, дабы умереть и унести с собой чужие жизни. Жизни незнакомых мужчин, женщин, стариков, детей.
Семьдесят лет назад, когда я была молодая, о генах еще и речи не было. Тогда апеллировали к инстинктам. Знали, что у каждого нормального человека есть инстинкт самосохранения, а у каждой женщины – еще и материнский инстинкт. Даже животное, презрев смертельную опасность, спасает сперва не себя, а своего детеныша.
А теперь я слышу, что появились матери, которые визжат от счастья, узнав, что их сыновья или дочери взорвали себя ради того, чтобы погубить других людей…
Нет, этих злодеек я никогда не назову человеками, они хуже дикого зверя…
…Знаю, прочтя эти абзацы, мой сын улыбнется и скажет: «Совсем зафилософствовалась моя мама. Я и не помышлял ни о каких генах-инстинктах. Просто считал, что мама преувеличивала опасность, которая мне грозила…»
И с этим я категорически не согласна. И призову себе на помощь признанного мэтра, известного художника Илью Кабакова.
Вот что пишет Кабаков о жизни неофициальных художников в своей книге: «60 – 70-е»… С подзаголовком: «Записки о неофициальной жизни в Москве»:
С неослабевающим напряжением страх висит над неофициальным искусством, как дамоклов меч, и ты ощущаешь его ежедневно как неизбежное возмездие за все, что ты сделал; вся жизнь неофициального художника проходит под каким-то следственным взором, который все видит: и вот сейчас, в последнюю секунду меч упадет, так как расстояние от твоей жизни до смерти кратчайшее…
И далее:
Все понимали, что жизнь каждого может быть буквально стерта с лица земли, не только его дело, но и он сам. За что? Было ясно: все, что ты делаешь, – в этом уже твоя невероятная вина перед тем, кто наносит удар. То есть ты получаешь возмездие за всю твою жизнь… вся твоя жизнь – одна сплошная вина, начиная от твоих мыслей под колпаком черепа до твоих рисунков и отдельных реплик, все это преступно от начала до конца… как бы ты ни жил, все это есть чудовищная ошибка против той известной… нормы, которую ты не можешь выполнить, не потому что ты негодяй, а просто твоя жизнь есть изначально принципиальная ошибка. В этом страхе, в его тотальности есть не просто ощущение, что ты виноват в одном, а в другом не виноват, а именно вся твоя жизнь – одна сплошная вина.
Твоя вина изначально доказана, она прекрасно осознается тобой самим (почти кафкианская ситуация), и поэтому вопрос «виновен ли ты?» вообще не стоит.
…На вопрос «За что?» тебе могут ответить: «Сам знаешь, за что»…
