Ну а теперь вернемся к теме этой заметки.
Серия насильственных смертей началась в 1934 году – в год убийства Кирова.
«Огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике».
Почему Сталин? Ведь стрелял в Кирова человек по фамилии Николаев? Более того, у Николаева будто бы была причина для этого: он приревновал к Кирову свою жену, работавшую в Смольном. Кроме того, виновата в смерти Кирова, безусловно, была и охрана, допустившая в Смольный постороннего человека с оружием. А за охрану первых лиц государства отвечали работники НКВД. Фамилия одного из глав ленинградского Наркомата внутренних дел была, кажется, Медведь. Но имена других видных чекистов-ленинградцев тоже сразу стали известны.
Все равно убийцей Кирова, по слухам, был именно Сталин. Хотя, опять же, по слухам, люди знали, что Киров – любимец Кобы и что предыдущим летом он вместе со Сталиным отдыхал на личной сталинской даче на Кавказе… Тем не менее…
Ленинградский профессор, мой друг, рассказывал, что в рядах многотысячной процессии, которая провожала тело Кирова из Ленинграда в Москву, почти не таясь, говорили: зачем нашего «Мироныча» везут в логово московского убийцы? При том что сам «убийца» шел в первом ряду этого похоронного шествия-демонстрации.
Причина, по которой Сталин будто бы убил «любимца партии» и своего любимца Кирова, была одна: считается, что на XVII съезде ВКП(б) Киров получил на выборах в политбюро больше голосов, чем Сталин. Оппозиция была уже разгромлена, но на партийных съездах было тайное голосование. И кто знает, как голосовали на самом деле большевики.
В 1935 году умер В. Куйбышев – один из крупных сталинских хозяйственников, деятелей первой пятилетки, председатель ВСНХ (Высшего совета народного хозяйства).
Особых слухов о его кончине, по-моему, не появилось. Может быть, потому, что люди знали: Куйбышев – больной человек. А может, понимали: строить промышленные гиганты в обнищавшей стране, используя фактически рабский труд, к тому же еще под недреманным оком Сталина – нагрузка не для нормального человека.
Прошло два года, и газеты, подробно освещавшие третий показательный процесс над оппозицией, а именно «Процесс правотроцкистского блока», сообщили народу, что Куйбышева угробили неправильным лечением, а может, даже отравили, лучшие кремлевские врачи – профессор Плетнев и доктор Левин. Поверили ли в это граждане Страны Советов?
Но так ставить вопрос, по-моему, смешно. Ведь в том огромном нагромождении нелепостей и небылиц, на которых строились три так называемых показательных (публичных) процесса 1936–1938 годов, эпизод с убийством Куйбышева по приказу Бухарина – Рыкова был всего лишь одним из самых незначительных.
А слухов о самих процессах я в ту пору почти не припоминаю. Видимо, люди были так запуганы, что боялись не только говорить, но и думать.
Удивлялись тогда только тому, что все «враги народа» дружно признаются в своих злодеяниях. По этому поводу я слышала такую версию: будто бы в Колонном зале на скамье подсудимых сидели ряженые. Возможно, чтобы опровергнуть этот слух, на одно из судебных заседаний допустили Эренбурга, который учился вместе с Бухариным в одной гимназии. Да и потом, когда Бухарин стал видным политиком, он поддерживал с Эренбургом хорошие отношения.
Побывав на одном из заседаний суда, Эренбург сказал: «Да, это был он. Но он был на себя не похож». То есть сказал, мне кажется, больше, чем можно было ожидать в годы Большого террора.
Но в ту пору мы, пожалуй, чаще обсуждали не странное поведение подсудимых, а книгу Лиона Фейхтвангера – очень популярного в СССР немецкого писателя-антифашиста, которого тоже допустили на судебное заседание. Книга называлась «Москва, 1937». Мы, помнится, чуть ли не упрекали Фейхтвангера за то, что он ничего особенного в процессе не узрел… Подразумевалось, видимо, что буржуазный писатель мог возмутиться и сказать во всеуслышание, какой ужас в СССР творится. Мол, что ему было терять!
Сейчас понимаю: еврей и антифашист Фейхтвангер уже имел врага Гитлера, захватившего власть у него на родине. И, возможно, счел, что ему незачем влезать в чужой спор хороших ленинцев с плохими сталинцами. Ведь в глазах Фейхтвангера процесс мог выглядеть именно так.
Сейчас, уже в XXI веке, кое-кто вспоминает, что один из подсудимых признавался, будто бы он встретился за границей в 1928 или в 1929 году с посланцем Троцкого в отеле, кажется, «Бристоль». И сразу же в иностранной печати появилась заметка о том, что «Бристоль» не существует не то с 1920-го, не то с 1921 года.
И я об этом факте смутно вспоминаю. История с «Бристолем» была известна. Но опять же, в том море лжи, которое представляло собой сталинское правосудие и в частности сталинские показательные процессы, ложь об уже несуществующем отеле «Бристоль» – всего лишь мелкий штрих…
Самой громкой, если можно так выразиться о смерти, смертью была смерть Максима Горького в июне 1936 года – самой громкой и самой публичной.
Горький умирал от воспаления легких, отягощало его болезнь то, что он уже смолоду страдал туберкулезом и что его легкие были разрушены этим недугом.
Семнадцать известнейших в России медиков старались облегчить уход Горького из жизни.
При Горьком неотлучно находились и все его близкие: Екатерина Пешкова, первая жена писателя, мать его сына, с которой он всегда сохранял самые дружеские отношения, и последняя фактическая его жена Мария Будберг. Единственная женщина, которую Горький, согласно утверждениям современников, по-настоящему любил. Рядом с Горьким была и жена его сына Тимоша, непременный член горьковской большой семьи; и ее две дочурки, любимые внучки Горького. Ну и конечно, за умирающим ухаживала преданная медсестра Липа – простая женщина, с которой у любвеобильного патриарха, если верить намекам, были и амурные дела.
Я не говорю уже о том, что с Горьким до последнего часа был и его многолетний секретарь П. П. Крючков. И он тоже вроде бы стал членом горьковского семейства. А где-то в недрах роскошного особняка Рябушинского, самого известного российского богача, в который Сталин поселил Горького, болтался и Ягода – тогдашний глава НКВД.
Все эти сведения я почерпнула из отличной книги Павла Басинского «Страсти по Максиму».
Из этой книги я также узнала, что к лежащему на смертном одре Горькому дважды приходил Сталин в сопровождении Молотова и Ворошилова, чтобы покалякать с ним о том о сем.
Я так непочтительно пишу «покалякать» потому, что темы двух бесед Сталина с умирающим Горьким выглядели чрезвычайно странно. Даже смехотворно.
В первый раз Сталин с Молотовым и Ворошиловым пришли к писателю, когда он уже, можно сказать, простился с жизнью, но ему, узнав о сталинском приходе, ввели ударную дозу камфоры. И он ожил. Ожил настолько, что побеседовал с гостями о… французской литературе и о женщинах-писательницах. После чего гости выпили, кажется, по бокалу шампанского и удалились. Но в два часа ночи захотели опять навестить умирающего. Однако врачи якобы запретили его тревожить.
