– Предположим, что он и есть командир сорок третьего полка Эрих Кох. Но тут возникают вопросы. – Полковник Утехин открыл папку, вытащил из нее небольшую фотографию и положил ее перед немецким офицером. – Переведи, узнает он эту фотографию?
Старший лейтенант Герасимов энергично перевел, выговаривая каждое слово. Пленный полковник посмотрел на снимок. В какой-то момент его беспристрастное лицо дрогнуло, выразив сожаление, после чего вновь приняло равнодушное выражение. Едва кивнув, офицер заговорил, глядя на переводчика.
– Он сказал, что знает эту фотографию, она принадлежит ему.
– Все так, – согласился Утехин, – потому что эта фотография находилась в его полевой сумке… А теперь спроси у него, что это за человек на снимке, перед которым он стоит навытяжку? И откуда такая любовь к этому снимку?
Выслушав перевод, пленный офицер едва улыбнулся и коротко ответил:
– Das ist Vizeadmiral Canaris
[6].
– Продолжим дальше. А знает ли он, какую должность совсем недавно занимал Канарис в Третьем рейхе?
Старший лейтенант перевел. Пленный немецкий полковник ухмыльнулся правым уголком рта и коротко ответил:
– Natürlich. Zuletzt leitete Vizeadmiral Canaris den militärischen Nachrichtendienst Abwehr und war sein unmittelbarer Vorgesetzter
[7].
Следовало отдать должное выдержке полковника: Утехин натолкнулся на холодный, ничего не выражающий взгляд. Оба были разведчиками, характеры настояны на одних и тех же дрожжах и замешены на одинаковой закваске. Понимали друг друга по паузам, по недоговоренным фразам. Скорее всего, это был даже не допрос, а интеллектуальный поединок – кто кого перехитрит.
Полковник Утехин поправил стопку бумаг, углами выпиравших во все стороны, и задал следующий вопрос:
– Вы кадровый разведчик?
– Natürlich
[8].
– Почему вы попали на фронт? – спросил Утехин. – У Гитлера так плохо с резервом, что он стал отправлять на передовую даже профессиональных разведчиков?
В какой-то момент взгляд Утехина сделался колючим, в голосе прозвучала откровенная недоверчивость: а что, если это всего лишь какая-то хитроумная операция немецкой разведки, преследующая дальнюю цель?
Эрих Кох холодно выслушал перевод, затем заговорил тем же леденящим тоном.
– Он говорит, что ему еще повезло, – перевел Герасимов. – Другие его коллеги после смещения с должности вице-адмирала Канариса были арестованы за связи с английской разведкой. Полковник полагает, что их уже нет в живых.
– И что вы думаете обо всем этом?
Пожав плечами, полковник отвечал:
– Hier ist alles sehr klar. Kaltenbrunner und Shelenberg haben ihr Ziel erreicht. Gemeinsam zerstörten sie ihren Hauptrivalen. Und sein ganzes Erbe wird mit der Zustimmung des Führers geteilt
[9].
– Ваша должность и обязанности в Абвере?
На острых скулах полковника проступил легкий румянец – единственное свидетельство того, что разговор давался ему нелегко. Выслушав вопрос, он заговорил, осторожно взвешивая каждое слово:
– Ich war einer der Abgeordneten in der zweiten Abteilung der Abwehr. In meiner Aufgabe war ein Analyst, sowie die Umsetzung der Bindestriche zu überwachen. Ich musste auch an der Bildung von Sabotagegruppen für besonders wichtige Operationen teilnehmen
[10].
Со следующим вопросом полковник Утехин не торопился, это входило в тактику допроса. Он вообще был сторонником затяжных пауз: старался заставить допрашиваемого понервничать. Задавал вопросы, не относящиеся к теме, а когда арестованному казалось, что топтание вокруг опасного места завершено, вновь возвращался к главному вопросу.
Переиграть полковника Утехина было невозможно. В управлении он считался мастером допроса, но сейчас перед ним сидел такой же кадровый разведчик, прекрасно знавший стратегию допроса, возможно, уже затеявший с ним собственную игру. Если это не так… тогда как же объяснить его откровенность?
– А вы знаете, что здесь вас ожидает высшая мера? Вы уже не солдат, исполняющий приказ своего начальства, вы – яростный и непримиримый враг, которого следует уничтожить. Вы проводили на оккупированной территории политику террора, а это военное преступление. Вы не военнопленный, вы – военный преступник.
Ловушка захлопнулась. Игра в откровенность закончилась. Похоже, Кох даже сам не понял, как загнал себя в угол. Психологическое воздействие состоялось.
Некоторое время полковник Кох молчал, справляясь с эмоциональной встряской, затем не без труда разлепил плотно сжатые губы:
– Sie haben mir das Leben versprochen
[11].
– Die Situation hat sich geändert
[12].
– Mir ist es egal, macht mit mir, was Sie wollen. Ich habe immer Deutschland gedient, nicht der Führer. Hitler führt das Land in eine Katastrophe
[13].
– Понятно, – выслушав перевод, невесело протянул Утехин. – На Восточный фронт вас перевел Кальтенбруннер?
При упоминании о Кальтенбруннере полковник Кох слегка поморщился и отвечал с некоторой брезгливостью, не укрывшейся от Утехина.
– Ja, es ist er. Vizeadmiral Canaris nannte ihn einen Affen mit langen Armen. Ohne den Schutz des Führers wäre er nicht in der Lage gewesen, solche Höhen zu erreichen
[14].
