Спешат они! Раньше агенты тройную фильтрацию проходили, а последние полтора года торопятся, и подготовку агентуры возложили на абверкоманды. Направляют их сначала в предварительные лагеря, где им основательно промывают мозги, а уже оттуда переводят в подразделения «СС» при главных командах Абвера, там их активно привлекают к карательным мероприятиям против партизан и местного населения. А уже потом, когда у каждого холуя руки по локоть в крови будут, когда ему не останется пути назад, вот тогда ими занимаются в диверсионной школе, а после ее окончания забрасывают к нам в тыл. Так что все они, как один, отчаянные головорезы, которым нечего терять. – Рука полковника дрогнула, нечаянно стряхнув пепел на выцветшее зеленое сукно, покрывавшее стол. Лицо его вдруг потемнело, губы плотно сжались в прямую линию, обозначив носогубные складки.
Сдунув пепел, Русовой продолжал все тем же ровным, невозмутимым голосом. – Поэтому жалеть их не следует. Я это тебе как армейский контрразведчик говорю. Насмотрелся я тут на них. С ними так нужно поступать: допросил, вытряс из него все, что знает, а потом – в расход! Ладно, что-то накатило… Что ты предлагаешь по делу?
– И Кох, и Шрадер говорят одно и то же: группа Штольце должна быть где-то западнее Минска. Значит, там и нужно их искать, – произнес Романцев. – Я возглавлю оперативно-разыскную группу. Они не могли проскочить незамеченными, где-то их видели, или как-то они себя проявили, может, прокололись.
– Все так… Можешь возглавить одну из групп, полномочия у тебя большие, – согласился полковник. – Только одной группы будет недостаточно. Могу выделить еще две. Людей подберем боевых, с опытом разведки, так что будут полезны. – Русовой подошел к карте: – Зону поисков возьмем пошире: запад и юго-восток. Но, на мой взгляд, наиболее благоприятное место для перехода линии фронта – все-таки Несвиж. Боевая ситуация там неспокойная, много болот, место залесенное. Этот участок и прилегающие районы будут главным местом розыска. Применяем самые строгие охранные меры: в оперативных тылах усилим проверочно-пропускные службы; поставим дополнительные посты; в лесу, в местах возможного прохождения диверсантов, установим дозорные секреты. – Так что никуда они от нас не денутся.
– А если не выявятся?
– Если в течение суток не обнаружится никаких следов, придется расширить район поисков. Начнем прочесывать местность. Подключим запасные полки, увеличим количество оперативных групп и установим строжайший контрольно-проверочный режим. Надеюсь, что до этого все-таки не дойдет. Такие широкомасштабные оперативные мероприятия не могут пройти незамеченными, а диверсанты к нам пожаловали опытные. Они могут затаиться и переждать, чего нам бы очень не хотелось. В этом случае поиски затруднятся. Когда ты планируешь выходить?
– Прямо сейчас, – отвечал капитан Романцев.
Полковник Русовой довольно улыбнулся:
– Чувствуется школа Георгия Валентиновича. Хорошо! Подберу команду разыскников. Разведчики не подведут! – И, посмотрев на часы, добавил: – Через полчаса они будут здесь!
Глава 8
Нападение на дозорных
Обильная роса заискрилась серебром на широком поле под лучами выглянувшего в еловом распадке солнца. Тяжелые капли пригнули к земле луговую траву.
Фронт находился далече. Стояла звенящая утренняя тишина. В двадцатипятикилометровой полосе посторонних быть не должно, местное население, сославшись на военное положение, выселили, оставались лишь немногие: старухи, которым просто некуда податься, да бабы с детьми – этим непросто отыскать другое жилье.
Вся полоса действовала в системе заградительной службы: просто так в нее не войти, и выйти тоже без соответствующего предписания невозможно. На всех дорогах и перекрестках устанавливались контрольно-пропускные пункты, в усиленном режиме работал гарнизонный патруль, в местах возможного появления лазутчиков и немецких агентов скрывались дозоры и секреты. Каждый человек, находящийся во фронтовой зоне, должен был иметь при себе соответствующее разрешение, заверенное комендатурой. В случае отсутствия такого документа неизвестного отправляли в фильтрационный лагерь, а там следователи военной контрразведки скрупулезно выясняли, что это за человек – диверсант, дезертир или просто бедолага-боец, по недоразумению отставший от своей части, и что ему понадобилось в закрытой зоне.
Младший сержант Елисеев и рядовой Курбатов служили во втором запасном пулеметном полку, дожидаясь скорой отправки в маршевые батальоны, в составе которых предстояло двинуться на фронт для укомплектации потрепанных боевых частей. Армейские будни проходили в утомительной муштре, чередующейся с учебными занятиями и караулами. Едва ли не единственной отдушиной в этой рутине оставались дозоры в лесной полосе, выставляемые далеко от жилья, на путях возможного передвижения противника.
На фронте установилось некоторое затишье, и за все время несения дозора обнаружить что-либо подозрительное не удавалось. Так что эту часть армейской службы бойцы воспринимали как небольшой отдых.
Радовала природа: над головой шелестели кроны могучих деревьев, без умолку многоголосо заливались лесные птахи. Ни командного окрика, ни построений на плацу – ничего такого, что могло бы испортить настроение. Знай окуривай дежурство крепким табачком. Главное, чтобы с погодой повезло, чтобы дождь не нагрянул: спрятаться особенно некуда, а плащ-палатка спасает не всегда.
Младший сержант Елисеев попал в запасной полк после ранения в ногу, а Курбатов был призван с Южного Урала и с особой горячностью рвался на фронт. На его вопросы о передовой Елисеев только хмурился и глухо отвечал:
– Навоюешься еще, – и негромко добавлял: – Если, конечно, в первом бою не убьют.
Вчера вечером по разбитой грунтовке тягачи увозили побитую технику: танки с поломанными и пробитыми башнями, гнутые лафеты пушек, сгоревшие машины и много всего такого, что можно было назвать металлическим ломом – все обожженное, закопченное, помятое, расплавленное. А ведь совсем недавно оно стреляло, гремело, сеяло смерть, выглядело устрашающим. Сейчас же было раздавлено, убито, сломлено безо всякой надежды на воскрешение. Бронированный металл волокли на переплавку, чтобы дать ему жизнь в новом обличье.
За разбитой закопченной техникой следовала на переформирование редкая колонна уцелевших бойцов. От прежнего шика, с каким они двигались на фронт в маршевых ротах, не осталось и следа. Прожженное и пропахшее порохом обмундирование выглядело основательно потрепанным. Усталые, с почерневшими небритыми лицами, они едва волочили ноги, мечтая об одном – ухватить для сна хотя бы пару часов. Из полевого госпиталя на дребезжащих полуторках в сопровождении милосердных сестричек вывозили тяжелораненых.
В какой-то момент поредевшая в боях колонна поравнялась с маршевым батальоном, браво шедшим на передовую. Солдаты, одетые в новенькое обмундирование с шинелями через плечо, вдруг неожиданно оборвали праздный смех и приглушили разговоры. С тревогой вглядывались они в измученные, замыленные лица бойцов, шедших на переформирование. Каждый из них невольно примерял к ним собственную судьбу. Удастся ли уцелеть в такой передряге, где горит и плавится даже железо?
