– Что там за дела у них такие! – завозмущался Рыжков. Вытащив удостоверение сотрудника СМЕРШ, показал его дежурному контрольно-пропускного пункта. – Теперь убедился? А вот подпись самого товарища Зеленина! Нельзя нас задерживать, тебе это может боком выйти!
– Пароль! – жестко проговорил сержант, давая понять, что не пойдет на компромисс. – Не имею права! Таков приказ!
– Под трибунал захотел?! Тебе же сказано, что мы за линией фронта были, проводили спецоперацию… Выкрали двух немецких штабистов. Теперь «языков» на допрос ведем. Каждая минуту дорога! Пароль поменяли, когда мы в дороге были! Откуда мы можем знать этот пароль?
Сержант продолжал стоять на их пути, не желая отступать в сторону. Неспешно сняв с плеч автомат, потребовал:
– У меня свои приказы. Прошу всех предъявить документы!
– Послушай, тут ведь… – шагнул вперед Рыжков.
– Назад! – караульный вскинул автомат на уровне груди. – Еще шаг, и я стреляю на поражение! Предъявите ваши…
Договорить он не успел: гауптштурмфюрер резко вскинул руку – из рукава, рассекая воздух, вылетел кинжал и с глухим звуком пробил грудную клетку несговорчивого сержанта. Покачнувшись, он попытался поднять ослабевшую руку с оружием. Сил хватило ровно на то, чтобы совершить неровный шаг. Ноги, ставшие вдруг непослушными, подогнулись в коленях, не выдерживая тяжести тела, и дежурный завалился на бок, успев все же нажать на курок. Выпущенная пуля, ударившись в сосновый ствол, брызнула чешуйчатой корой. С макушки дерева сорвалось несколько длинных сухих иголок и, закружившись в быстром танце, упали в высокую траву, где и затерялись.
– Уходим! – крикнул гауптштурмфюрер Штольце, устремляясь в глубину леса. – Идем в распадок! Оттуда вниз и на другую сторону оврага! Вы втроем прикрываете отход! Потом сразу за нами!
Закрываясь руками от колючих веток, Штольце с Ганцем вбежали в густоветвистый кустарник и устремились в сторону заросшей балки. Уже скрываясь, боковым зрением гауптштурмфюрер успел заметить, как полог палатки дрогнул и из нее выскочил боец с автоматом в руках. Позади раздались короткие прицельные очереди.
Рыжков, оставшийся прикрывать Штольце с Ганцем, увидел, как на дорогу в помощь дежурному на КПП откуда-то из глубины леса выскочили сразу шесть автоматчиков. Прячась за деревьями, они открыли огонь по отступающим, стараясь взять диверсантов в кольцо.
– Смотри направо! – кричал Рыжков лежавшему за деревом Курбанову. – Там трое!
– Понял! – ответил тот, выпуская длинную очередь в наседавших красноармейцев.
Прикрывая друг друга длинными очередями, бойцы все настойчивее подбирались к отступающим диверсантам.
Времени прошло достаточно – Штольце с радистом уже должны быть у самой балки. Как перейдут ров и выйдут на противоположную сторону, побегут по тропе. Бежать им будет легко, там их никто не достанет, затеряются в кустах боярышника и уйдут в глубину леса.
– Расходимся в разные стороны! – приказал Рыжков. – Пусть побегают за нами!
Выпустив длинную очередь в двух красноармейцев, пытавшихся приподняться, он вскочил и сделал быстрый рывок за соседнее дерево, оттуда опять пальнул, заставив солдат крепко вжаться в разросшиеся кустики голубики.
Откуда-то сбоку лупанули прицельной очередью. Толстая сосна стойко приняла на себя несколько пуль, а одна, самая злая, пролетела возле уха, заставив Рыжкова пригнуться. Он перекатился в низину, дал короткую очередь. Увидел, как одна из пуль сорвала с головы бойца пилотку, заставив его упасть на землю и укрыться за деревом.
Воспользовавшись коротким затишьем, Рыжков устремился в сторону балки. Пробежав метров двадцать, он залег за стволом поваленного дерева, быстро заменил пустой магазин и выпустил очередь в приподнимающихся преследователей.
– До чего же вы настырные, суки!
С левой стороны, яростно отстреливаясь, убегал Курбанов. Следом за ним устремились два красноармейца. Палили по ногам, срезая у самых ступней белоголовые ромашки – рассчитывали взять живым.
Расторопно юркнув за бугор, Курбанов лупанул по ним длинной прицельной очередью, заставив бойцов залечь, и, не теряя времени, устремился за удаляющимся Рыжковым. С другой стороны, оторвавшись от погони, петлял по лесу Феоктистов.
Было заметно, что у красноармейцев небольшой боевой опыт, действуют они осторожно, хотя упорства им не занимать. Диверсанты умело прорывались к балке, прятались за естественными укрытиями, совершали ложные выпады. Два красноармейца застыли неподвижно в густой траве; другие, опасаясь разделить их участь, держались осторожнее, не лезли на рожон. Вот еще один красноармеец схватился за руку и откатился в сторону с глухим протяжным стоном. Этот – тоже не боец!
Воспользовавшись затишьем, диверсанты метнулись к балке, пересекли ее по густой траве, выбежали у самого устья, а уже оттуда устремились за удаляющимся гауптштурмфюрером Штольце и радистом Замбером.
– Хрен они теперь нас достанут! – радовался Курбанов. – Сопляки! Пацанье! Не в ту драку ввязались. Видел, как я того, длинного, срезал? Только он поднялся, а я его короткой очередью в грудь! И он мордой в крапиву – хрясь! А я сразу в сторону и за дерево, чтобы не засекли, а оттуда во второго и – сразу за бугор! А с него за кусты и к балке. Не умеют они воевать!
Курбанов не врал: в ближнем бою он был одним из лучших в разведывательной школе, что и стало определяющим фактором для перевода его в соединение «Бранденбург-800». Обладая мгновенной реакцией, он всегда стрелял первым, умело использовал естественные укрытия, да еще с такой скоростью, что запросто мог соперничать с пулей.
Когда место боестолкновения осталось далеко позади, они перешли на скорый шаг; за узкой полоской смешанного леса их должен был ждать Штольце. Курбанов, переполненный эмоциями, не мог остановиться, Рыжков не прерывал его, пусть выговорится, видно, накипело у парня, так бывает. Выплеснет из себя и вновь сделается сосредоточенным и молчаливым – каждый по-своему переживает сильный стресс.
– Вот они со всех сторон подступают, и знаешь, что я подумал… Хана, думаю, мне! Сколько раз за линию фронта ходил, но никогда так хреново не было. А потом думаю: а вот вам, выкусите! Еще поживем! – с наслаждением показал он кому-то кукиш.
Далеко впереди показался Штольце, нетерпеливо махнул рукой, давая понять, что следует поторапливаться. В разных концах леса продолжали звучать короткие лающие очереди. Палили наугад. Пули безжалостно срывали листву, разбрасывая ее по лесу. Лупили в деревья, заставляя содрогаться толстые стволы. Но хлопки звучали все глуше. Красноармейцы, потеряв диверсантов из вида, ошиблись направлением и уходили в другую сторону, все больше удаляясь.
Неожиданно Курбанов остановился и крепко вцепился в рукав Рыжкова.
– Ты чего?
– Кажись, зацепили меня, паскуды! Кто же знал, что так будет… Шальная пуля… Ведь уже оторвались… Послушай, Рыжий, не бросай меня… Мне немного отлежаться, а там я быстрее прежнего побегу. Царапина у меня.
