От невеселых дум капитана могла отвлечь крепкая махорка. Курил он экономно, глубокими затяжками, наслаждаясь каждым вдохом. Зрение в такие минуты становилось невероятно острым, даже в абсолютно беззвездной ночи Тимофей отчетливо различал вдали очертания предметов, ночных животных, вышедших на охоту, всегда невольно поражаясь такой своей способности.
Сегодняшний день был именно таким. Все чувства – зрение, слух, обоняние – усилились десятикратно. Глянув через поле, он увидел крупного волка, осторожно вышедшего из леса и крадущегося будто по висящему мосту, застывшего потом в тревожном ожидании. На фоне сосен зверь практически сливался с темнотой и чутко ловил запахи, исходящие из вечернего мрака. Люди были от него далеко и пришли сюда явно не по его душу. Но рисковать матерому зверю не хотелось. Уши его нервно дрогнули, и он вернулся в чащу.
На фоне неба хмуро проступали ели. Метрах в тридцати на длинной ветке Тимофей рассмотрел еле заметную болотную сову. Ее выдавали длинные кисточки на ушах, слегка колыхавшиеся при каждом повороте головы. Птица, не обращая внимания на присутствие человека, внимательно вслушивалась в тревожную глубину леса. Потом вдруг неожиданно снялась с ветки и совсем бесшумно заскользила над травой, выискивая добычу, после чего улетела в поле, где вскоре затерялась.
Огонек махорки медленно умирал, едва поблескивая искорками. Его следовало бы растопить, дать ему жизни, но Романцев, погруженный в глубокие думы, позабыл о нем совсем.
Перед самым рассветом, когда сон сморил последнего из крепившихся бойцов, Тимофей увидел, как на васильковую поляну выбежал заяц. Длинный и очень нескладный, он совсем не боялся близкого присутствия людей, как будто знал, что у них есть куда более важные занятия, чем гонять длинноухого по лесу.
Где-то вдали назойливо застучал пулемет. С этими звуками зверье давно уже свыклось. Приподнявшись на задние лапы, став на время великаном, заяц чутко вслушивался в пулеметную дробь, потом лениво поскакал по полю.
С сумерками природа оживала. Давала успокоение, ублажала сознание, привносила веру в завтрашний день. Позволяла на какое-то время позабыть о войне. У кого поднимется рука на животное, беспечно выскочившее на обстреливаемую территорию?.. На войне человеческая жизнь ничего не стоит, может, поэтому начинаешь особенно ценить жизнь зверя.
Рассвет подступил крадучись, с первым кукованием кукушки, напоминавшим незамысловатые позывные в радиоэфире, отправленные куда-то в чащу леса. А вот когда туман поднялся едва различимой дымкой над травой, неожиданно звонко и голосисто запел соловей, растревожив воспоминания о довоенной жизни.
– Товарищ капитан, – неожиданно подступил радист, оторвав Тимофея от дум.
По его взволнованному голосу Романцев догадался: произошло что-то важное.
– Что там у тебя? – прозвучало немного резче, чем следовало.
– Только что сообщили из передвижного пункта: немецкий радист вышел на связь. Вот его координаты, – он протянул офицеру листок бумаги.
– Понятно.
Тимофей вытащил из планшета карту, присел на бугорок и аккуратно обвел карандашом место выхода рации в эфир.
– Остальные группы уже вышли на место. Угол ошибки – до одного градуса.
– Это уже не страшно. Значит, мы ближе всех?
– Так точно!
– Теперь постараемся его не упустить! Отсюда до места километра три будет. Пока он передаст сообщение, пока получит ответ, пройдет еще как минимум полчаса. Думаю, если поторопимся, успеем застать их на месте.
Через несколько минут легким бегом отряд устремился к указанной точке. Все подвязано, все заправлено, в вещевых мешках не звякнет даже ложка. Двигались бесшумно, стараясь не наступать на сухие сучья.
Метров за тридцать до указанного места Тимофей распознал в гуще деревьев какое-то малозаметное движение. Поднял руку, давая сигнал остановиться. Разведчики дружно присели, в ожидании глядя на капитана, продолжавшего внимательно наблюдать за людьми, затаившимися среди деревьев.
Поманив к себе пальцем старшего сержанта, Романцев объявил:
– Там их двое. Больше никого не вижу. Радист в немецкой форме сидит у рации и записывает в блокнот. Рядом с ним в обмундировании бойца Красной армии – охраняющий. Ходит туда-сюда. Нам нужен радист, охраняющий вряд ли что знает. Убери его! А мы радиста возьмем.
– Понял, – охотно откликнулся Коваленко и, напоминая проворную ящерицу, скользнул по траве.
Романцев подал знак двигаться следом. Переползли через небольшой луг с высокой травой. Вползли в колючий орешник и замерли в ожидании. Немного сбоку за деревом расположился старший сержант, вытащил кинжал, примерился.
Капитан видел, как связист упаковывает рацию, прячет в нагрудный карман блокнот, а охраняющий, решивший, что его миссия завершена, закинув за плечо автомат, по-деловому скручивает цигарку.
Нож угодил ему точно в сердце. Табак просыпался в стоптанную траву, а клочок бумаги, уже послюнявленный, не успев долететь до земли, был подхвачен ветром и унесен в густо разросшийся куст малины. Диверсант завалился на бок и затих.
Прежде чем радист успел поднять голову, Тимофей сбил его с ног сильным ударом, повалил на живот и, завернув за спину руки, принялся стягивать запястья ремнем. Двое подскочивших разведчиков подхватили немца под руки, заставив его невольно крякнуть, и посадили на землю.
Старший сержант Коваленко подошел к убитому и резким движением вытащил из его груди нож; с видом брезгливости на губах вытер лезвие о его гимнастерку, оставив на бледно-зеленой ткани влажный бурый след. Уверенно похлопал по карманам диверсанта и удовлетворенно хмыкнул, отыскав в одном из них пистолет «вальтер». Повертел в руках, оценивая на вид. Добротная машинка, немцы понимают толк в оружии, этого у них не отнимешь.
– Совсем новенький. Годный к длительному применению. Вот только с этого часа пистолет будет служить против фрицев.
Пошарил по нагрудным карманам немца и выудил документы.
– Возьмите, товарищ капитан.
Тимофей вдумчиво пролистал бумаги. В «Красноармейскую книжку» вклеено два листа, на которых одинаковым почерком вписаны места последней службы. Одного этого достаточно, чтобы задержать подозрительного красноармейца до выяснения личности. Здесь же был продовольственный аттестат, командировочное удостоверение с туманной формулировкой «Для выполнения специального задания».
Возможно, комендантский патруль и не обратит внимание на подобные мелочи, но у опытного оперативника взгляд непременно зацепится за эти детали.
Так же энергично разведчик обыскал и радиста.
– Аусвайс, – проговорил Коваленко, протянув Романцеву серую книжечку.
Капитан, глядя на задержанного, прочитал:
– Soldat Ganz Samber. Funker?
[18]
