– Alles ist richtig
[19].
Тимофей внимательно посмотрел на радиста. Длинный, худой, нескладный, на вид лет двадцать пять. Типичный баварец с характерной горбинкой на крупном носу. Руки сильные, с широкими крестьянскими ладонями, привыкшие к тяжелому труду. Наверняка из числа первых добровольцев, рассчитывавших заполучить в черноземных местах России кусок земли пожирнее, чтобы обзавестись собственным хозяйством. Где-то в глубине Баварии его дожидается крупная рыжая деваха с толстым задом (почему-то немцы особенно падки на таких), пожелавшая стать новоявленной помещицей! Сколько таких предприимчивых фрицев встречалось капитану за годы войны! Надо им русскую землю? Вот она вам, жрите! Она вам поперек глотки станет!
По оперативному опыту Романцев знал, что лучше всего допрашивать диверсантов сразу же после задержания, в тот момент, когда они еще не справились с первоначальным шоком. Неважно, каким способом это будет сделано, с врагом все средства хороши! Главное, чтобы он заговорил.
Позже разговорить его будет труднее: пообвыкнется, справится со стрессом, будет время на обдумывание ответов. Так что «колоть» диверсанта нужно немедленно, чтобы потом у него не осталось пути к отступлению. Сейчас, глядя на радиста, Тимофей подумал, что крайняя мера будет излишней, заговорит и так. Порода крестьянская. Лукавая, с хитрецой. Первоначальные планы о собственной полесской земле растоптаны, а уж этого-то он ни за что не простит фюреру.
Тут надо как-то иначе. Подобрее, что ли…
– Развяжите ему руки, – кивнул Романцев старшему сержанту.
– Товарищ капитан…
– Ничего, проявим милосердие.
Коваленко с видимой неохотой развязал узкий кожаный ремешок.
– Danke
[20], – произнес радист, растирая запястья. На коже остались красные следы. Крепко они его спеленали!
– Как звать? – спросил Романцев по-немецки.
– Фердинанд Грубер.
– Это настоящее имя или псевдоним?
– Настоящее, – уныло отвечал радист. – Просто подумал… Если вы меня расстреляете, так лучше под настоящим именем, чем под псевдонимом.
– Разумно рассуждаешь, надеюсь, поладим. А какой псевдоним?
– Ганц Замбер.
– Домой вернуться хочешь? – неожиданно спросил Романцев. – К своей Грэтхен.
– Мою жену зовут Марта.
– Хочешь к Марте вернуться?
– Да.
– У тебя есть шанс, если ты будешь с нами откровенен.
– Я постараюсь.
– Где находится блиндаж, в котором прячется Штольце?
– Вы знаете про гауптштурмфюрера Штольце? – даже не попытался скрыть своего удивления радист.
– Мы много чего знаем, но обстоятельный разговор у нас впереди. Ну? Я слушаю!
– Недалеко отсюда. В двух километрах.
– Это блиндаж?
– Да.
– Крепкий?
– Очень. Его строили для повстанцев. Руководство Абвера рассчитывает, что местное население будет воевать против Красной армии. У них должно быть надежное убежище.
– Вот оно что, – безрадостно хмыкнул Романцев. – Далеко смотрит твое начальство. Покажи на карте, где находится блиндаж.
Радист некоторое время водил пальцем по карте, потом уверенно ткнул:
– Здесь!
– Что ж, хорошо… Местность ты знаешь, а теперь давай веди нас к блиндажу! Если захочешь как-то предупредить Штольце, стреляем без предупреждения. Лично тебя пристрелю!
– Я вас понял, господин офицер.
Вырвав лист из блокнота, Романцев быстро написал радиосообщение и протянул радисту:
– Зашифруй и быстро передай в Центр. Дождись ответа.
– Есть, – сказал радист и, забрав листок, заторопился к приемнику.
Еще через пятнадцать минут он вернулся и доложил:
– Сообщение передал. Отряды выдвинулись к блиндажу. Через сорок минут квадрат замкнут в кольцо.
– Через двойное кольцо им не проскочить.
Радист под присмотром двух автоматчиков двинулся в глубину леса.
Пересекли клеверное поле, из которого грязными проплешинами торчали пожелтевшие кости в ветхом немецком обмундировании. Вышли на пригорочек, где зиял вывороченный наизнанку блиндаж. Бревна, раскинутые на десятки метров, уже затянуло полевой травой. Дальше видна неровная линия окопов, уже изрядно присыпанная землей. Совсем недавно здесь шел бой.
Немец, всматриваясь в покореженные орудия, прошел по россыпи гильз крупнокалиберного пулемета, по лесной землянике, застывшей капельками крови, и устремился через просеку прямо в направлении подорванного дота, из амбразуры которого свисала рваная ржавая пулеметная лента.
Через полчаса радист остановился возле небольшого окопчика, уже поросшего чертополохом, и уверенно повернул в сторону поломанной доски, подле которой лежал ствол полкового миномета.
Война забралась даже в эту глушь, изрядно изуродовав землю.
Немец с холодным безразличием посмотрел на Тимофея Романцева, неотступно следовавшего за ним.
– И где же блиндаж? – не сдержав раздражения, спросил Романцев.
– Посмотрите сюда, – указал немец на поросший мхом пень. Это вход в схрон.
Обыкновенный трухлявый пень, каких в дремучем лесу немало. Рядом ни примятой травы, ни поломанных веток – ничего такого, что могло бы указать на присутствие диверсионной группы.
Увидев на лице Романцева недоумение, пленный откинул пень, и Тимофей увидел узкий лаз, протянувшийся на несколько шагов. В конце его была небольшая дощатая дверь, замаскированная под земляной склон.
Немного сбоку капитан услышал какое-то шевеление. Рефлексы сработали мгновенно – толкнув на землю стоявшего рядом немца, он отскочил за сосну. В ту же секунду длинная очередь рассекла воздух и, срывая со ствола кору, прошла совсем рядом с головой Тимофея. В ответ, заставив диверсантов угомониться, с двух сторон затрещали автоматные очереди.
– Кто это был?! – спросил по-немецки Романцев перепуганного радиста.
Прикрыв голову руками, тот что-то бормотал, не желая подниматься.
– Гауптштурмфюрер Штольце, – произнес радист. – Там дальше вторая дверь, она бронированная. Просто так туда не попасть.
– Сколько там человек?
– Двое. Гауптштурмфюрер Штольце и Рыжков.
– Что они намерены делать?
– Мне трудно за них решать, но, похоже, они будут отстреливаться.
– У них много боеприпасов?
– Хватит на неделю.
