Еще минут пятнадцать дожидались, пока радист Кота расшифрует отправленную радиограмму. Полковнику ничего не оставалось, как нервно курить.
Наконец лейтенант объявил:
– Передают.
Вооружившись остро заточенным карандашом, он быстро стал записывать в раскрытый блокнот условные знаки. Когда радиосвязь закончилась, Кузьмин придвинул к себе таблицу с шифрами и принялся записывать на новом листочке буквы.
– Готово, товарищ полковник, – протянул он Александрову расшифрованную радиограмму.
Полковник прочитал ответ:
«Ковылю. Для успешного выполнения задания через связиста следует передать фотографию арестованного немецкого агента вместе с пояснительными записями. Жду ответа. Кот».
Полковник Александров сложил шифрограмму пополам. Разгладил край. Каждая из шифрограмм будет подшита в дело, пронумерована. Еще не раз ему придется составлять отчеты по работе и отправлять их в Главное управление, где найдется немало желающих покритиковать его работу. Ошибок быть не должно, за каждый неверный шаг строго спросят.
Размышлял он минуту, после чего произнес:
– Пиши: «Коту. Считаем отправку фотографии Штольце нецелесообразной и весьма опасной. Поэтому передаем его внешние данные: высокого роста, белокур, атлетично сложен, сухощав. Наиболее известные операции, в которых он принимал активное участие: взятие Львова, Майкопа, также на его счету карательные экспедиции в Югославию. Отличился под Белградом: под его руководством был уничтожен отряд партизан из сорока человек. Во время захвата Майкопа Штольце имел псевдоним Макс, командовал взводом и удерживал мост до прихода немецких соединений. Данные о семье Штольце мы ждем от вас в течение ближайших суток. Максимум двух. Ковыль». Записал?
– Так точно, товарищ полковник, – живо откликнулся лейтенант. Заметив озабоченность на лице Александрова, спросил: – Зашифровать?
Не проходило ощущение, что что-то не доработано. Оно возникало всякий раз перед принятием особо важных решений. Сейчас был тот самый случай.
– Да, передавай, – уверенно произнес Трофим Николаевич и положил полученную шифрограмму в папку.
Глава 17
Последний приказ капитана
В лесу было прохладно. Ветер то и дело цеплял верхушки крон, заставляя их недовольно шуметь.
Петр Бессарабов еще раз внимательно прочитал полученное радиосообщение, после чего зажег спичку и поднес огонек к клочку бумаги. Почерневший и обратившийся в пепел листочек был безжалостно раскидан по земле.
Полина уже успела свернуть антенну и уложить ее в отсек. Оставалось опустить рацию в яму и замаскировать.
– Что-то хмурится, – посмотрел Петр на небо, – как бы не было дождя. Не нравится мне все это… Лето нынче какое-то сырое. Толком даже и на солнце не погрелся… Нужно лапника на дно побольше положить. Боюсь, как бы батареи не отсырели.
Срезав несколько веток, Петр укрыл ими дно ямы. Стараясь не зацепить углами ящика глинистые стены, поставил рацию на мягкий лапник, тот податливо прогнулся. Аккуратно укрыли ящик выкопанным дерном, сверху накидали сухих веток.
Полина нервно курила неподалеку. Эту скверную привычку Бессарабов в ней не терпел, но поделать ничего не мог. Силы воли ей хватало всего на неделю, потом Полина вновь, позабыв про все обещания, наслаждалась сладким дамским табачком. Курила умело, можно даже сказать, красиво, глубоко затягиваясь, так, что на девичьих пухлых щеках проступали едва заметные тонкие морщинки. Долго держала дым в легких, после чего с наслаждением выдыхала. Курение приносило ей желанное успокоение, после которого она становилась прежней: веселой, непринужденной, немного дерзкой и невероятно доверчивой. Все эти качества невообразимым образом гармонично сочетались в ней.
Но сейчас Полину не мог успокоить даже табачный дым. Движения пальцев были излишне нервными, и курила она как-то торопливо, без особого наслаждения.
Приближаясь к месту, где хранилась рация, они были крайне осторожны. Не спешили углубляться в чащу, осматривали местность и, только убедившись в полной безопасности, шли дальше. На тайную поляну, где проходил радиоэфир, они выходили с разных сторон, с тем чтобы не натоптать тропу. Радиосвязь проводили по возможности быстро и, не задерживаясь, возвращались обратно. А потом так же уходили разными дорогами.
– Как ты думаешь, рацию не запеленговали? – вдруг тревожно спросила Полина.
– Если бы запеленговали, нас бы уже давно допрашивало гестапо. И место эфира мы регулярно меняем. Выходим на разных диапазонах, в разное время. Находимся глубоко в лесу. Запеленговать нас непросто чисто технически. А потом, если бы такое произошло, началась бы возня… Думаю, я бы об этом узнал. Ты напрасно волнуешься.
– Очень надеюсь, что ты прав. Какое-то дурное предчувствие. Не могу от него избавиться… Вот соседку вчера гестапо арестовало, оказывается, она была в Сопротивлении. Даже подумать не могла! А ведь она мне казалась очень легкомысленной.
– Не беспокойся, Поля, все будет хорошо. Ты мне очень дорога. Неужели ты думаешь, я стал бы подвергать смертельному риску любимую женщину? – нежно приобняв ее за плечи, спросил Петр.
– Не думаю. Знаешь, приятно ощущать себя любимой женщиной, – повеселев, произнесла Полина и обхватила его ладонь своими тонкими пальчиками.
Так она поступала всякий раз, когда они ходили по лесу: сжимала его ладонь до тех пор, пока они не выходили на дорогу. В эти трогательные минуты Полина напоминала ему маленькую доверчивую девочку, нуждавшуюся в защите. Петр делал все возможное, чтобы уберечь ее от беды. Для того чтобы ее успокоить, зачастую достаточно было ласкового слова, но сейчас одной душевности было недостаточно. Требовалась убежденность, которой в этот раз ему и самому не хватало. Подумав, Петр решил сказать, как есть.
– Задание непростое. На какое-то время мы с тобой должны прекратить всякое общение. Не хочу подвергать тебя опасности. Попробую справиться самостоятельно.
Вопреки ожиданию Полина не разжала свою ладонь. Во взгляде, коротко брошенном на него, по-прежнему угадывалась доверчивая девочка, та самая, какой он увидел ее впервые.
– Я понимаю.
– Если в течение двух дней мне не удастся выполнить задание, передай в Центр… что у меня возникли некоторые проблемы. А теперь давай разойдемся, времени у нас мало, нужно успеть многое сделать.
О работе разведчицы Полина никогда не помышляла, а вот стать знаменитой актрисой мечтала с раннего детства. Казалось, что сама судьба предначертала ей блеск софитов: родилась она в актерской семье, отец – известный московский режиссер, мать – ведущая актриса театра. На ее стороне – притягательные внешние данные, пластика, врожденный артистизм. До войны Полина даже успела сыграть небольшие роли в двух фильмах. Возможно, ей удалось бы осуществить свою детскую мечту и стать известной актрисой, но неожиданно на эффектную высокую шатенку обратила внимание внешняя разведка. А когда выяснилось, что она свободно владеет немецким, стало ясно, что Поля просто создана для разведки, ей тут же предложили пройти обучение в разведшколе.
