Мальчишки, не дожидаясь матери, весело побежали по каменным ступеням, что-то громко выкрикивая.
– Не бегите быстро! – только и успела наказать им вслед женщина. – Иначе разобьете себе лбы!
Материнское предостережение утонуло в радостных воплях, звучавших где-то уже на первом этаже. Громко хлопнула входная дверь.
Осторожно, явно опасаясь скатиться по крутым гранитным ступеням, крепко держась за чугунные перила, женщина стала спускаться по лестнице. Уже перед самым выходом она поправила слегка сползающую набок шляпку и уверенно потянула на себя дверь.
Выждав пару минут, Бессарабов направился следом. Держась на приличном расстоянии, он шел за женщиной, рядом с которой неугомонными вертлявыми волчками кружились двое ее пацанов. На Старорыночной улице семейство разместилось в летнем открытом кафе, где к ним тотчас подскочил гибкий молодой официант. Выслушав заказ, он моментально удалился.
Бессарабов расположился неподалеку на одной из лавочек, откуда прекрасно просматривались кафе и женщина с двумя мальчишками, рассевшимися по обе стороны от нее. Такое расположение за столом, скорее всего, было обусловлено семейным опытом – не окажись между братьями серьезной мамаши, невинные шалости запросто могли перерасти в драку.
Вскоре на небольшом подносе в трех металлических вазочках принесли мороженое. Дружно, позабыв о прежних распрях, мальчишки принялись за лакомство, энергично постукивая маленькими ложечками о стальную посуду.
Бессарабов достал из сумки фотоаппарат и навел объектив на женщину с детьми. Весь мир для этого семейства сузился сейчас до небольшой металлической чашки с лакомством, и если бы вдруг прозвучал оглушительный взрыв, они вряд ли бы его услышали. Вполне благополучная счастливая семья. Полдник на свежем воздухе – не самое худшее занятие, если осознавать, что совсем недалеко от этого места проходит линия фронта. А ведь еще не известно, чем завершится завтрашний день и когда в следующий раз удастся отведать желаемое.
Сделав несколько снимков, Бессарабов встал со скамейки и направился в восточную сторону. Дошел до улицы Пивной, самой длинной и самой древней в Старом городе, подошел к желтому дому с фигурой пеликана на фасаде. На первом этаже под большим фонарем у входа размещался пивной бар, где сидели несколько посетителей.
Открыв дверцу, предупредительно звякнувшую колокольчиком, Петр направился к стойке, за которой возвышалась тощая женщина с сухим лицом. Покопавшись в словарном запасе, Бессарабов произнес по-польски:
– Мне бы хотелось увидеть пана Силицкого.
– А что вы хотели?
– Я здесь проездом, меня попросили передать ему пакет от племянницы. Она очень сожалеет, что ей не удалось вырваться на его день рождения.
Женщина взглянула в глубину зала. За дальними столиками, не обращая внимания на вошедшего, расположились несколько мужчин, неторопливо потягивающих пиво. Кое-кто из них, похоже, уже сумел отыскать философский камень – от свалившегося на них прозрения мужчины стали раскрасневшимися и веселыми. Громко, перебивая друг друга, они отстаивали каждый свою истину. На какое-то время они позабыли о том, что линия фронта неизменно приближается, и вот-вот грядет час, когда разрывы будут раздаваться и в Старом городе.
– Пойдемте за мной, – негромко произнесла женщина и, не оборачиваясь, зашагала в служебное помещение. За ней без спешки, стараясь не привлекать к себе внимания, двинулся Бессарабов. Они прошли коротким, тускло освещенным коридором и остановились перед неприметной потемневшей от времени дверью.
– Проходите, – пригласила Бессарабова хозяйка и, дождавшись, пока он войдет, быстро прикрыла за ним дверь и поспешно зашагала обратно.
В комнате за столом у окна сидел мужчина лет сорока, на круглом без единой морщины лице его угадывалась подозрительность. Опасения были понятны: пивной бар использовался как экстренный канал связи с Центром на случай возможного провала или передачи ценной информации. Оба эти случая связаны с предельным риском. За время работы в Варшаве Бессарабов ни разу не воспользовался этим каналом, и вот сейчас настал тот самый момент, когда помощь ему была необходима.
С хозяином бара, советским разведчиком, он был знаком лично. Случалось, они пересекались в городе, однако всякий раз оба делали вид, что не знают друг друга.
– Что случилось? – спросил связник, стараясь снять возникшее напряжение.
Бессарабов улыбнулся:
– Ничего такого, что можно было бы обсудить. Нужно срочно передать информацию в Центр. – Он вытащил из фотоаппарата отснятую кассету: – На пленке женщина с двумя детьми.
Лицо хозяина слегка потеплело. Взяв пленку, он понимающе кивнул:
– Какие именно сроки?
– Осталось двенадцать часов.
– Хорошо… Передайте, что я выхожу коридором «Ц» в ближайшие часы.
– Передам. У вас есть что-нибудь?
– Нет, – чуть подумав, отвечал Силицкий.
– Эта последняя наша встреча. Мое подразделение переводят в Германию. Мне нужно идти.
– Послушайте, – хозяин бара остановил шагнувшего было к двери Бессарабова.
Ему хотелось сказать что-то еще. Вчера Центр отдал приказ на его возвращение. Очевидно, для этого у военной разведки были серьезные основания. В последнее время активизировалось гестапо, арестовав целую подпольную сеть. Не исключено, что в следующий раз придут и за ним. Так что приказ о возвращении удачно совпал с появлением Бессарабова.
Застыв у двери, Петр ждал продолжения. Улыбнувшись, пан Силицкий произнес:
– Берегите себя.
– Постараюсь, – отвечал Бессарабов и вышел в коридор.
Связнику осталось передать, что он везет с собой важную информацию, полученную от Кота. Закрывшись на ключ, он достал из подвала рацию, быстро ее настроил и передал короткое сообщение. Упаковав рацию, он запрятал ее в каменную кладку подвала и прижал для верности тяжелым шкафом. Затем пан Силицкий достал из сейфа новые документы на имя офицера полевой жандармерии сухопутных войск Ганца Крюгера, возвращающегося после отпуска в свою часть. Служащим полевой жандармерии позволялось въезжать в прифронтовую зону без предъявления документов, чем он обязательно воспользуется. А далее в сопровождении верного человека перейдет по коридору, расположенному в болотистом районе Белоруссии, на советскую сторону.
* * *
О предстоящем радиосеансе Бессарабов сообщил Полине накануне: набрал ее служебный номер и произнес кодовое слово, по которому она поняла, что очередной радиоэфир состоится на следующий день.
Существовал риск провала. Обычно Бессарабов уделял много времени конспирации: осматривал место радиосеанса и, если замечал что-нибудь подозрительное, мог перенести выход на следующий раз. Теперь же для тщательной проверки времени просто не оставалось. Это был тот самый экстренный случай, когда многим надо пренебречь, в том числе и собственной безопасностью, чтобы выполнить задание Центра.
