Гришунов заискивающе улыбался, прекрасно понимая, что от этого молодого угрюмого на вид полковника зависит его жизнь.
– Весной, значит? – переспросил псаломщик.
– Да, где-то в конце апреля. Что ты о них знаешь? – спросил Александров, буравя арестованного хмурым взглядом.
– Так повесили их, – просто объявил бывший начальник канцелярии.
– Мне нужны подробности. Как на них вышли, кто вешал…
– Подробностей я не знаю… К нам тогда новый бургомистр пришел, он из бывших белогвардейцев. Вот он этим и распоряжался. Ох, и лютовал же он! Дня не проходило, чтобы кого-нибудь не расстреляли.
– А как ты на такую должность попал?
– Почерк у меня красивый, – простодушно отвечал незадавшийся псаломщик. – Надо же кому-то документы писать, вот меня и взяли.
– Рассказывай, что знаешь.
– Они ведь… то есть парашютисты… в район станции приземлились. А кто-то увидел, что дежурный станции и путейный обходчик сигнализировали самолету. Ну и их тоже повесили.
Рассказ Гришунова в точности совпадал с оперативными данными, полученными полтора года назад. Вот только теплилась еще надежда, что зафронтовые разведчики живы, может быть, они в плену, может, как-то уцелели? А тут получается, что не осталось ни малейшего шанса.
Дежурный станции действительно работал на военную разведку. Он был оставлен в городе незадолго до отступления Красной армии. Сам из местных, всю жизнь проработал на железной дороге, имел широкий круг знакомых и друзей, так что в таком деле, как военная разведка, был очень полезен. По заданию Центра он должен был сам попроситься к немцам на службу, его охотно взяли как хорошего специалиста. Несколько месяцев неизменно он сообщал ценную информацию: какие части и в каком количестве движутся через станцию на фронт. Его помощь трудно было переоценить. Потом он вдруг перестал выходить на связь.
– Кто их предал?
– Я же из канцелярии, – вновь заискивающе заулыбался Гришунов. – У меня все записано, ни одна бумажка не пропадет. Немцы такой народ – они порядок во всем любят.
Гришунов был один из тех, кто ставил свою подпись под смертными приговорами. Неоднократно присутствовал он и на расстрелах. По показаниям очевидцев, бургомистр был для него не просто начальник. Вместе они участвовали в арестах, присутствовали на допросах и казнях. А еще у Гришунова нашли немало вещей, принадлежавших казненным. Его участь была решена – предатель будет повешен прилюдно на площади как немецкий холуй.
Но пока пусть говорит, пусть верит в призрачную надежду уцелеть.
– Завтра поговорим, уведите!
Арестованный поднялся, глуповатая улыбка прилипла к его лицу и не желала сходить, дожидаясь, пусть малого, поощрения. Полковника Александрова едва не передернуло от брезгливости. Отвернувшись, он выудил из пачки папиросу. Надо заканчивать с этими допросами…
Негромко постучавшись, в комнату вошел лейтенант Кузьмин.
– Вам шифрограмма, товарищ полковник, – протянул он конверт.
Александров прочитал:
«Ковылю. Абвер окончательно расформирован. Отдел «Валли» передан Четвертому и Шестому управлениям имперской безопасности. Удалось идентифицировать гауптштурмфюрера Штольце, узнать место проживания его семьи и сфотографировать его жену и детей. Документы переданы связнику Силицкому. В связи с важностью задания он выходит коридором «Ц» в ближайшие часы. Просим…»
– Что это значит? – удивленно посмотрел Александров на лейтенанта. – Где остальной текст?
– Это вся шифровка, больше ничего в ней не было.
– Ты хочешь сказать, что они не успели отстучать ее до конца? – полковник посуровел, предчувствуя недоброе.
– Они просто вышли из эфира.
– Может, питание?
– Исключено. Батареи свежие, сигнал был четкий, не затухающий. Последующие часы мы пытались связаться с ними, но безрезультатно.
Задача связиста – донести информацию до Центра. Связь обрывается в случае опасности или во время провала. В противном случае они сумели бы поставить под шифровкой псевдоним. Теперь вопрос стоит иначе: жив ли Бессарабов и что случилось с радисткой?
– Когда следующий сеанс связи?
– Запасной сеанс связи сегодня в семь часов вечера.
– Доложите мне о результатах.
– Есть!
Оставшись один, Александров поднял трубку:
– Майор, коридор «Ц» у Хмельного под твоим контролем?
– Так точно, товарищ полковник, – бодро отозвался молодой голос.
– По этому коридору в ближайшие часы должен пройти человек. Встретишь его как подобает. Выслать ему навстречу для подстраховки разведгруппу. И чтобы в ближайшие сутки в районе коридора ни одна пуля не пролетела! Тебе все понятно?
– Так точно, товарищ полковник.
Александров положил трубку. Тревожное настроение буквально взяло его за горло. При варианте «Ц» должен быть задействован прифронтовой разведчик, служивший в Шестом управлении СД. Его преимущество заключалось в том, что он имел возможность беспрепятственно проходить через все посты, а также имел свободный выход к линии соприкосновения. Переходом «Ц» за все время его существования воспользовались всего лишь три раза. В последний раз проводник находился на грани разоблачения. Теперь придется ему идти в четвертый и подыскать для своего отлучения из части очень вескую причину. Разведчика можно было поберечь, но информация, которую несет Силицкий, не может ждать и должна быть доставлена немедленно.
Подняв трубку ВЧ, полковник сказал:
– Это Александров… Соедините меня с Главком.
– Соединяю, – прозвучал короткий ответ.
* * *
Через час и пятнадцать минут в штабе армии должно было состояться совещание. Нужно было торопиться. Полковник Русовой сложил в сейф документы.
Вошел Кузьмин:
– Товарищ полковник, пришла шифровка из Центра.
– Давай ее сюда.
Русовой уверенно вытряхнул из конверта содержимое и углубился в чтение:
«Начальнику военной контрразведки
91-го стрелкового корпуса
полковнику Русовому Е. М.
от начальника 3-го отдела
ГУКР СМЕРШ НКО СССР
полковника Утехина Г. В.
Приказываю
Сегодня в интервале с 22.00 до 5.00 утра по коридору «Ц», находящемуся под контролем Тринадцатой армии Первого Украинского фронта, через линию боевого соприкосновения состоится переход агента под псевдонимом «Силицкий». Сделать все возможное для его доставки в штаб 91-го стрелкового корпуса Первого Белорусского фронта. О выполнении немедленно доложить».
