Штольце равнодушно отвернулся в сторону.
– Нет желания узнать, кто запечатлен на этих фотографиях?
– Ни малейшего, – резко ответил гауптштурмфюрер.
– Уверен, снимки покажутся вам интересными. – Перевернув фотографии, Романцев пододвинул их к Штольце.
Гауптштурмфюрер аккуратно поднял фотографию, на которой была изображена его жена, типичная белокурая немка, каких художники Третьего рейха любят рисовать на своих картинах. Правильные черты лица, нос с небольшой горбинкой, указывающей на ее южнонемецкое происхождение. Непосредственная, веселая, она что-то энергично рассказывала своим детям, остававшимся за кадром.
На какой-то момент лицо Штольце потеплело, так бывает со всяким мужчиной, когда он смотрит на красивую женщину; потом оно приняло прежнее выражение. Несколько осторожнее, чем обращался с ней до этого, немец положил фотографию на стол.
– Я не знаю эту женщину, никогда ее не видел.
Пододвинув следующий снимок, капитан Романцев спросил:
– А вот этих детишек вы тоже не узнаете?
Взяв фотографию из рук капитана, гауптштурмфюрер Штольце долго рассматривал детей, катающихся на качелях, затем так же бережно положил ее рядом с первой фотографией.
– Как к вам попали эти фотографии? – устало спросил Штольце.
– Нам пришлось потрудиться. Мы знаем, как зовут ваших жену и детей, где они сейчас проживают. Ваша супруга просто очаровательна! Мне кажется, что она вас обожает. Вы счастливый человек, гауптштурмфюрер, на такой женщине можно жениться только по любви.
– Да, это так, – с надрывной хрипотцой произнес гауптштурмфюрер Штольце. – Это была любовь с первого взгляда. Я мечтал именно о такой женщине и ни разу не пожалел о своем выборе.
– Вот видите, как бывает… Вам с женой очень повезло. Хочу сказать, что не с каждым такое случается. И что вы будете делать, если вдруг ее потеряете? А еще и детей?
– Что вы этим хотите сказать? – приглушенным голосом спросил Штольце.
– То, что сказал: вы можете остаться один. У вас не будет ни жены, ни детей, если вы нам не поможете.
– Вы не сделаете этого, – отрицательно покачал головой Штольце.
– Не сделаю, говорите? Жестоко? Рука не поднимется? Сделаю! Еще как сделаю! – Вытащив из ящика второй конверт из такой же плотной коричневой бумаги, Романцев вытряхнул на стол новые фотографии. Поднял один из снимков и показал его гауптштурмфюреру. – Как вы думаете, сколько лет было этим убитым детям? Молчите? А я вам могу сказать… Им было от двух до десяти лет! Их расстреляли в детском лагере под Минском. Только в одной яме мы выкопали пятьдесят два тела. И убили их такие, как вы! – Подняв следующую из рассыпанных фотографий, капитан спросил: – Как вы думаете, что произошло здесь?
Едва взглянув на фотографию, Штольце вяло отозвался:
– Не имею понятия.
– А я вам объясню… Это произошло в Белоруссии. Прежде там была большая деревня, дворов на двести. Мужчин практически не осталось, все на фронте или уже погибли, остались только древние старики, женщины и дети. Их всех собрали в один колхозный амбар, обложили сеном и подожгли! А тех, кто выбегал, расстреливали из пулеметов. Вот, смотрите сюда! Это тоже дети! Им было столько же лет, сколько вашим сыновьям. А вот на этой фотографии, – поднял капитан Романцев следующий снимок. Его душила злоба, – лежит женщина, а рядом с ней плачущая двухлетняя девочка. Тянет ее за руку, надеется, что мать жива, вот только она больше никогда не поднимется. Возьмем следующую фотографию…
– Не надо… Хватит, – скрипнув зубами, произнес Штольце. – Я все понял.
– Не думайте, что после того, что вы и вам подобные сделали на моей родине, я буду миндальничать и жалеть вашу семью. Вы должны ответить за все, хлебнуть с наше. Вы сами это затеяли и знали, на что шли! Это ваши слова? А теперь я повторяю свой вопрос: с каким заданием вы были заброшены в наш тыл? В ваших руках судьба вашей жены и ваших детей. – И, посмотрев на часы, добавил: – Даю вам пять минут. Если за это время вы не определитесь, ваша судьба и судьба вашей семьи будет решена окончательно.
– Не нужно пяти минут… Я уже все решил. Я расскажу вам все. Вы обещаете не трогать мою семью?
– Обещаю. А теперь рассказывайте!
– Штаб «Валли-2» обладает информацией, что русские в ближайшее время хотят возобновить наступление, вот только никто не знает, в каком именно месте это произойдет. Нам было поручено захватить архив при штабе Девяносто первого стрелкового корпуса и передать его в штаб «Валли-2» для установления направления главного удара русских, – неожиданно Штольце замолчал.
– Как вы собираетесь туда проникнуть? Штаб хорошо охраняется.
– Есть человек, который может нам помочь. Он офицер, служит в одном из подразделений Красной армии, внедренный агент Абвера. Этот человек будет ждать нас начиная с шести часов вечера сегодняшнего дня у разрушенной церкви поселка Яровичи.
– Как он выглядит?
– Роста высокого, худой. Должен подойти ко мне и попросить закурить. Я должен вытащить вот этот коробок с тремя восьмерками… – Штольце извлек из кармана обыкновенный спичечный коробок, – …и произнести: «У меня только дедовский самосад, если он вас устроит». Его ответ: «Мне все равно, главное, чтобы дымило хорошо». Он расскажет, как и когда организовать нападение на штаб. Он же подскажет детали: когда смена караула, сколько человек остается в здании в ночное время и прочее.
– Он служит при штабе?
– Этого я не знаю.
– Когда у вас будет эфир?
– Завтра в шесть часов вечера.
– Надеюсь, все вами сказанное – правда. – Повернувшись к дежурным, продолжавшим стоять у двери, Романцев распорядился: – Уведите арестованного.
Собрав лежавшие на столе фотографии, капитан уложил их в сейф и запер его на ключ. Потом поднял трубку телефона:
– Товарищ полковник, можно к вам?
– Заходи.
Еще через несколько минут капитан Романцев входил к полковнику Русовому для доклада. Упуская второстепенное, он рассказал о событиях прошедшего дня и о состоявшемся допросе.
Ефим Михайлович терпеливо выслушал, не перебив капитана ни разу. Только его лицо, грубоватое и правильное, будто бы высеченное из серого кремня, все больше тяжелело, наливаясь свинцом.
– И какие твои соображения? Он не темнит? Все-таки этот Штольце – первоклассный разведчик, может, у него на этот случай имеется запасной план.
– Уверен, что нет. У него просто нет другого выхода. Свою жизнь он не особенно ценит, но вот семьей рисковать не станет. Наши люди за ней присматривают на тот случай, если жена захочет съехать в другое место.
– Будем надеяться, что он сказал правду, – с некоторым облегчением произнес полковник Русовой. – Хорошо поработал, капитан. Обо всем будет доложено начальнику штаба фронта генерал-полковнику Малинину. А уж они там в штабе пускай решают, что делать дальше. А теперь иди отдыхай… Заслужил!
