Они прошли мимо охраны и зашагали по освещенным коридорам. Внутри бункера тоже дежурила охрана: солдаты стояли в переходах и у дверей, высоко подняв подбородок, встречали входящих.
Стены выкрашены в белый цвет, что давало ощущение пространства, а вот двери, напоминавшие заплатки, были темно-серыми. Повсюду цветы: одни стояли по углам, другие пышно росли в углублениях стен, походивших на подоконники. Дышалось легко, как будто находишься не на двадцатиметровой глубине, а в хвойном лесу после летнего дождя.
Продумана самая малейшая деталь. Все было к месту. Ничего лишнего.
Остановившись перед одной из дверей, адъютант уверенно надавил на звонок. Через секунду внутри толстых металлических пластин щелкнул замок, адъютант потянул на себя ручку, и дверь подалась неожиданно легко.
Вошли в кабинет Кейтеля. Напротив двери стоял небольшой квадратный стол, за которым сидел генерал-фельдмаршал и что-то быстро писал. В стенах угадывались прямоугольные углубления, стилизованные под окна. С правой стороны от двери было нарисовано озеро с камышами и дикими утками, по другую сторону – цепочка заснеженных гор, а напротив двери – узкая полоска песчаного берега с голубым морем, уходящим за горизонт.
– Хайль Гитлер! – бодро поприветствовал хозяина кабинета обергруппенфюрер.
– Хайль, – оторвался Кейтель от письма. – Присаживайтесь, Кальтенбруннер. Через час у меня совещание, нужно подготовиться. К сожалению, фюрер пока не может их вести, чувствует легкое головокружение… Поэтому поручил мне. Уверен, у вас есть серьезное сообщение, иначе зачем вам приезжать сюда лично?
Кальтенбруннер сел напротив. С момента последней встречи генерал-фельдмаршал значительно изменился: выглядел озабоченным, в глазах появилась строгость. Говорят, что во время совещания Кейтель покрикивает даже на заслуженных генералов: хочется надеяться, что так он поступает из-за большого желания остановить наступление русских; что ж, такая его заносчивость должна помочь делу.
– Все так, господин генерал-фельдмаршал. По данным нашей разведки, подтвержденным из различных источников, русские намерены наступать в районе Кишинева. В настоящее время в район Тирасполя подтянуто значительное количество бронетехники. Из Минска переброшено несколько стрелковых дивизий. Наступление должно состояться через неделю.
Некоторое время Кейтель молчал, обдумывая сказанное, его высокий лоб прорезала глубокая морщина. Прошло несколько томительных минут, прежде чем он заговорил вновь:
– Вы уверены в этом?
– Абсолютно!
– Дело в том, что я располагаю другими данными. Очень хорошо, что именно вы возглавили зарубежный отдел Абвера после отрешения Канариса от должности. Ваши разведданные куда более точные, чем те, которыми нас кормил Канарис. – В голосе Кейтеля послышалось раздражение: – Ведь в значительной степени по его вине мы потерпели поражение под Москвой. Он сумел убедить фюрера, что русская армия сломлена, что остался последний рывок. И вдруг из ниоткуда появились эти сибирские дивизии… А операция «Шамиль» на Кавказе… Ведь Канарис лично убеждал фюрера, что им подготовлено восстание горцев. Что там находятся десятки подготовленных групп. И что в итоге? Кавказ остался за русскими, а мы не получили ни капли бакинской нефти. Так же плохо разведка Канариса сработала и во время Сталинградского сражения. Большая часть представленных им данных была неточной или совсем не соответствовала действительности, – Кейтель все больше распалялся. – Наш фюрер слишком долго полагался на Канариса, а ведь еще в начале сорок третьего года многие из его офицеров были арестованы в связи с покушением на фюрера. Уверен, Канарис обо всем знал!
– Я принимал участие в этом расследовании, – напомнил Кальтенбруннер. – Против адмирала не нашлось тогда веских аргументов.
– Значит, плохо искали! – отмахнулся Кейтель. – Скажу вам больше: возможно, адмирал даже координировал их действия. Фюрер слишком мягок по отношению к своим врагам и очень ценит старую дружбу. Ему давно нужно было отстранить Канариса от должности, тогда не было бы никакого покушения… Фюрер был бы здоров, а мы бы уже теснили русских на восток. Надеюсь, на этот раз следствие разберется, что к чему.
– Будем надеяться… У меня есть серьезные основания полагать, что Канарис долгие годы работал на британскую разведку.
Генерал-фельдмаршал Кейтель одобрительно кивнул:
– Уверен, четвертое управление разберется во всем… Вернемся к нашему делу. Ваши заявления очень серьезные, они меняют всю оперативную обстановку на фронте. У вас при себе есть документальные подтверждения? Мне нужны номера и названия частей и соединений, отправленных в Бессарабию, – Кейтель строго посмотрел на обергруппенфюрера.
– Разумеется, – положив на колени портфель, Кальтенбруннер извлек из него папку в кожаном переплете и протянул генерал-фельдмаршалу. – Здесь номера частей, их количество, тип, а также названия пунктов, откуда они прибывают. Получилось немало!
Генерал-фельдмаршал взял папку. Пролистывая страницы, он вчитывался в отдельные документы и одобрительно кивал. После чего положил документы на край стола рядом с другими бумагами.
– Сегодня же на совещании расскажу о новых данных нашей разведки. Не сомневаюсь, мы выработаем верное решение. А сейчас позвольте мне продолжить прерванную работу.
Обергруппенфюрер Кальтенбруннер поднялся:
– Рад был видеть вас в добром здравии, фельдмаршал. Я слышал, что вы получили контузию во время покушения на фюрера.
Отмахнувшись, Кейтель произнес:
– Она была совсем легкой. Со мной уже все в порядке. Честно говоря, я переживаю за фюрера… Я ведь был первым, кто подбежал к нему и помог подняться… Будем молиться, чтобы он поправился.
Взметнув руку вверх в прощальном приветствии, Кальтенбруннер вышел из кабинета.
* * *
Едва Русовой вернулся к себе, как прозвенел телефонный звонок.
– Полковник Русовой. – Некоторое время, все более мрачнея, он внимательно слушал абонента, потом ответил: – Это не может быть случайностью. Уверен, это по нашему ведомству, мы немедленно подключаемся, – и, не попрощавшись, положил трубку.
Несколько минут Русовой сидел молча, обдумывая решение, потом вызвал адъютанта и приказал:
– Позови ко мне капитана Романцева. Немедленно!
Тимофей пришел через пятнадцать минут. Выглядел он невозмутимо, и только излишняя серьезность выдавала в нем неудовольствие.
– Устраивайся, капитан, – Русовой указал на свободный стул: – Не забыл? Сегодня идешь на встречу с немецким агентом. Я тут для тебя подготовил группу, тебе с ними нужно переговорить, что и как…
– Товарищ полковник, задача предельно ясна. Если нет ничего срочного, я бы занялся другими делами.
– У тебя какие-то личные дела? – строго спросил Русовой.
Романцев уверенно выдержал строгий взгляд полковника, после чего спокойно ответил:
