Эти акты творения, однако, не происходят полностью за рамками доступных средств предсказания, но, напротив, имеют место внутри определенных полей вероятности акаузальной упорядоченности [127]. Именно эти области психофизических вероятностей пытаются исследовать методы предсказания посредством числовых процедур.
С того момента, когда Юнг опубликовал результаты своих исследований, некоторые открытия в ядерной физике подошли вплотную к тем же проблемам. В упоминавшейся выше теории S-матрицы считается, что внутри причинной и предсказуемой цепи событий происходят акты создания новых частиц, которые предсказать невозможно. Эти частицы получили название «сингулярностей». Есть разница между наблюдением смысловых синхронистичных событий и физических «сингулярностей», в которых мы не можем уловить никакого психологического смысла. Юнг предложил относиться к синхронистичным событиям, установить смысл которых наблюдателю не удается, как к «эквивалентным» [128]. Это, в свою очередь, совпадает с исследованиями Л.Л. Уайта (L.L. Whyte) [129], согласно которым в природе «любая незавершенная модель стремится стать завершенной». Математическая символика моделей демонстрирует тенденцию и движение к завершенности, что верно не только для кристаллических форм, но и для микрофизических моделей. Все незавершенные структуры неустойчивы, стремясь либо к завершенности либо к распаду [130]. Поэтому Уайт определяет жизнь как распространение моделей путем пульсации [131]. Можно в данном случае истолковать «распространение» как базирующееся на «аналогии», однако только человеческий разум видит в этом смысл и может сознательно переживать единство материи и души.
Современные физики независимо пришли к такому же заключению о базовом единстве космоса, одновременно утверждая, что все видимые предметы являются лишь нашими психическими конструкциями. В этом «едином мире», по мнению Фритьофа Капры, «каждая частица включает в себя все другие частицы» [132] и в то же время все они взаимодействуют друг с другом, излучая виртуальные частицы [133]. Частицы — это не изолированные крупицы вещества, но возможные модели, взаимосвязанные в единой космической сети [134], разнообразные составляющие одного целого [135].
Чем отличается эта физическая картина «единого мира» от юнговского unus mundus, так это тем, что последний включает в себя также психическую реальность, вернее, то, что превосходит и Психэ (разум) и материю. Конечная сущность обеих реальностей трансцендентна и сознательно достигнуть ее невозможно [136]. Синхронистичные события это «сингулярности», в которых такое единение материи и Психэ, unus mundus, спорадически себя манифестирует. Число также связано с обеими областями, будучи аспектом энергетического проявления и обоснованием нашего разума. Число, согласно Юнгу, является базовой формой архетипа и основой логических рассуждений [137], «как количеством, так и смыслом».
Но где же место времени в этой картине? Давайте ненадолго вернемся к двум китайским мандалам: «Порядку Первых Небес» и «Последним Небесам». Китайский шаман изобразил их эквиваленты, числовые модели Хо-Ту и До-Шу, на двух дощечках, соответственно, круглой и квадратной, воткнув колышек в центре обеих, чтобы они могли крутиться относительно друг друга. Там, где они останавливались, он мог «прочесть» символический смысл ситуации во времени. Взаимодействие дощечек обычно трактовалось как сакральный брак Неба и Земли, сочетающихся вместе в вечном порядке космоса в данный конкретный момент и обозначая «поля вероятности», в пределах которых и происходят синхронистичные события [138]. «Первые Небеса» соотносятся с акаузальной упорядоченностью: они лежат вне времени. «Последние Небеса» символизируют конец времен. Время, в данном случае, это «поле», сообщающее всем вещам определенное качество, выступая посредником между возможным и действительным событием. Человек, приводящий дощечки в движение, находится посредине этих реальностей. Здесь случай начинает игру и вводит законы, управляющие ей, хотя человек такая же часть единой реальности. Китайцы считали отношение мудреца к космосу ритуальной игрой. «Свобода и достоинство мудрого базировались на ритуалах, понимаемых простым и глубоким сердцем…. Это позволяло обрести знание, ясность ума и освобождение от всех привязанностей. Ритуалы эти требовали искренности, игра — точных правил, или, по крайней мере, подобия этих правил» [139]. Это означало, что правила не были непреложными законами и оставляли пространство для импровизации.
Интересно, что нобелевский лауреат Манфред Эйген
[113] недавно также предпринял попытку истолковать эволюцию и биологические процессы, сравнивая их с числовыми играми [140]. Хотя, конечно, он не верил в смысл случая, а только лишь в «слепую случайность». Это понятие «слепой случайности» осталось пережитком эпохи детерминистского взгляда на мир и «слепая» она лишь потому, что слепы мы сами, чтобы распознать ее смысл.
Превосходя время.
Мы уже видели, что понятие времени почти всегда включает в себя несколько пар оппозиций, а иногда даже триад. В Китае, например, мы наблюдали и циклическое время и вневременной порядок и линейное историческое время. Брахман в Индии также воплощает и время и не-время. Майя изображали время, кин (kin), как образ, содержащий статический элемент — цветок и движущийся элемент — солнечные лучи. Ацтеки знали циклическое время наряду с линейным историческим временем пяти солнц-эпох. Система Платона описывала вневременной мир идей, циклическое эоническое время, и бренный обусловленный мир времени обычного. У древних персов существовали две фигуры Зерванов: Бесконечное Время и Время Долгого Царствования (эоническое время). В своем замечательном исследовании различных (философских воззрений на природу времени Дж. Уитроу
[114] (G.J. Whitrow) утверждает, что большинство концепций стремится время как таковое вообще устранить, а другие, напротив, рассматривают его как объективно существующий фактор. Время в данном случае воспринимается также как жизнь и смерть, добро и зло. Основываясь на этих и других фактах, Дж. Т. Фрэзер (J.T. Fraser) попытался определить время как конфликт, я же склонна применять ко времени определение Бога, данное Николаем Кузанским, то есть как сочетание оппозиций, coincidentia oppositorum.
Давайте теперь ненадолго вернемся к самой острой из оппозиций: противопоставлению времени и не-времени. Восточными мудрецами, такими, например, как индийские йоги, были предприняты попытки, возможно, величайшие в истории, превзойти время. Собираясь выйти за пределы времени, йог не будет делать этого каким-то внезапным скачком или прыжком во времени: путем дыхательных упражнений он сначала преодолеет влияние обычного времени, уничтожая также все кармическое наследие. После этого он начнет дышать согласно единому космическому ритму [141]. Вдох соотносится с движением солнца, а выдох — с движением луны: «Йог живет в космическом времени, продолжая, тем не менее, жить и в обычном, нашем времени». В дальнейшем он соединит два этих ритма, растворяя и объединяя все противоположности. Он разрушит оболочку микрокосма и покинет обусловленную реальность, существующую лишь во времени. То состояние бытия, к которому йог стремится, есть одновременно и время и вечность, а то, что имеем мы на самом деле, это только ошибочное предположение, что за пределами обычного времени нет ничего.
