Чтобы обобщить все вышеизложенное, мы должны теперь обсудить некоторые аспекты идей алхимиков, касающихся макро- и микрокосмоса, а именно существующие здесь четыре аналогии: Бог, Вселенная, Человек и Камень. Сравнение их между собой неминуемо приводит нас к одной и той же символической схеме, согласно которой Бог сотворил Вселенную и Человека по своему Образу, а Человек затем сотворил Философский Камень с помощью Божественного Образа, который он носит в себе. Эта параллель относится также к материальной реальности, а не к психическому восприятию и существует в форме образа Антропоса, Божественного Человека, яйца, крота и так далее. Вдобавок к этой аналогии существует связь между астрологическими созвездиями и алхимической работой с одной стороны и между внутренним психическим состоянием а алхимической работой — с другой. В последнем случае индивидуум обладает определенной свободой, и здесь возможна самая тесная связь между алхимией и психикой.
Следующая идея, которую можно вычленить из древних трактатов, заключается в том, что человеческое тело как микрокосмос состоит из тех же элементов, что и макрокосмос, и, следовательно, изучая собственное физическое бытие, человек может постичь тайну живой материи. Это «понимание», однако, достигается не «извне», путем расчленения трупов, например, но изнутри, через медитативное самонаблюдение и погружение, так сказать, в эндосоматические психические ощущения. Восточная йога, как и западная алхимия, знакомы с этой психической моделью физических процессов. Прекрасным примером такого знакомства послужит сочинение Мориенуса (Morienus), датируемое приблизительно восьмым веком н. э. [17], отрывок из которого я процитирую ниже:
«Этот камень есть то, что сотворено в тебе Богом, и ты должен достичь его изначального состояния, распространив его вовне себя, и где бы ни был ты, он останется с тобой. И как человек состоит из четырех элементов, так же и камень, ибо находится он в человеке, и ты должен достичь первозданного его состояния, действуя добродетелью, и распространится его сила вовне тебя через отделение грубого от тонкого. В тебе же сие пребывает единым. С другой стороны, тайна работы пребывает в тебе сокрыто как Меркурий философов. Первоматерия содержится в тебе сокрыто и ты должен хранить ее в тайне; когда же она будет освобождена, она распространится воине тебя и ты поймешь суть ее. Как без тебя она не может быть постигнута, так и ты не можешь существовать без нее, так же верно и обратное» [18].
Идея о том, что Философский Камень можно обнаружить в мозгу, свидетельствует о внутреннем психосоматическом происхождении, посредством чего место души и сознания проецируется в мозг. Этот аспект продолжает обсуждаться и сейчас.
Арабский мистик и алхимик Мохаммед ибн Умаль, живший в десятом веке и известный па Западе как Сеньор, также пришел к подобным умозаключениям, но своими методами. Согласно его утверждению, Бог сотворил все вещи из воды [19]. Эта вода есть Архэ
[137] мира (caput mundi)
[138] и микрокосмоса [20], единственно существующая с начала времен и оживляющая мертвую материю. Она приносит тайные оттенки в свет и скрывает его проявление. Каждый человек нуждается в этой воде, пребывающей внутри него и без которой он не может существовать. Она есть также «красное яйцо» между Землей и Небом, содержащее в себе все четыре элемента, и названа Гермесом микрокосмосом [21].
В другой части своей «Звездной Земли и Серебряной Воды» Мохаммед ибн Умаль объясняет, что вода способна выводить вещи из уровня чистой потенциальности на уровень их подлинного бытия. Ясно, что термином «вода» он обозначает здесь мистический животворящий принцип, который в человеке представляет его семя как первоматерия [22]. Вода (семя) сгущается в женщине, служащей сосудом для мужского вещества, и посредством этого рождается ребенок, вступающий затем в мир. Все это, продолжает Сеньор, есть описание подготовки к созданию камня.
В этих текстах та неизвестная субстанция, о которой алхимики сообщают нам, физически близка к человеку, будучи мистически связанной с его телом. Если мы предпримем сравнительное исследование множества алхимических текстов, станет ясно, что связь между микро- и макрокосмосом особенно явно имеет место в двух, фазах работы. В первую очередь это описание изначального материала, примерами которого могут послужить вода и космическое яйцо, и во-вторых, в последних фазах работы, которые в одном из наиболее древних текстов сравниваются с обращением небес.
В «Комариосе и Клеопатре» (Komarios and Cleopatra), тексте, который возможно относится к первому веку н. э., так описывается призыв души к собственному телу: «Восстань из могилы и облеки себя духом и богоподобием, ибо глас Воскрешения достиг тебя и эликсир жизни достиг тебя. Дух, душа и тело станут затем единой и неизменной божественной субстанцией». Затем текст обращается к тайне «водоворота», что есть одновременно и тело и само искусство, сходное с колесом над ним, а именно небесным сводом созвездий. Понятно, что текст устанавливает идентичность малых небес, то есть человеческого тела с небесами большими, и эти малые, низшие небеса есть эликсир, проницающий все тела.
В других текстах вещество в реторте напрямую приравнивается к мертвому Осирису в его свинцовом гробу, а изготовление металлов — к процессу мумификации [23] Для нас это важно потому, что в последней стадии работы происходит единение духа и тела, объединение с макрокосмосом, финальным результатом чего становится всепроницающая субстанция. Все это возвращает пас к химико-магической процедуре бальзамирования, принятой в египетском ритуале погребения, поскольку все вышесказанное можно охарактеризовать как подготовку к созданию неразрушимого тела и, с другой стороны, как становление умершего в единении с Универсальным Божеством [24]. Идея объединения человека с космосом, проецируемая в основном на посмертную его жизнь, красной нитью проходит через всю алхимическую традицию и прекрасно выражена, к примеру, учеником Парацельса Герхардом Дорном. Для него алхимия это, прежде всего, отделение души от тела и объединение ее с духом (unio mentalis). Это, говорит Дорн, то, что христианские мистики понимают как отделение от тела, mors voluntaria, и подчинение инстинктивных желаний голосу духа. В финале работы покинутое тело остается безжизненным. Таким образом, Дорн противоречит христианской концепции, согласно которой тело должно вновь участвовать во внутреннем единении. Все вышесказанное достигается путем алхимических процедур в реторте. В то же время это приводит к объединению триады «дух-душа-тело» (уже слитой воедино) с unus mundus, единым миром, которому Дорн приписывает потенциальную тотальность макрокосмоса, существовавшую в божественном разуме до Творения [25].
Эта идея также разъясняет цитированный ранее текст Мориенуса, согласно которому «начало и конец встречаются друг с другом». В итоге возвращение к состоянию единения с первоматерией происходит на более высоком уровне осознанности.
Если мы отнесемся к этим данным не просто как к историческим артефактам или причудливым поворотам в истории мировой мысли, то за этим встает вопрос о возможной истинности и ценности этих понятий сегодня и об их современной интерпретации. Здесь мы не сможем, однако, избежать параллелей с открытиями в области аналитической психологии бессознательного, в особенности, открытий, принадлежащих Юнгу, который одним из первых ввел проблему алхимических трактатов в научные дискуссии. Он стремился, сит grano salis, подобно самим алхимикам, предпринять чисто эмпирическую интроспекцию в бессознательные психические процессы современного человека, максимально непредвзятую с философской или религиозной точек зрения. Выделим сущностно наиболее значимые из его выводов:
